ВОСКРЕСНОЕ ЧТЕНИЕ

ДГ продолжает публикацию монографии самарского архитектора и профессора СГАСУ Сергея Малахова «Поэтика городского пространства Самары», написанной в соавторстве с Анной Мишечкиной и Дарьей Романовой.

В книге авторы обращаются к исторически сложившейся среде старой Самары как ценности художественно-изобразительного и художественно-литературного свойства. Первая глава «Поэтики», эссе № 1-10, были опубликованы ранее.

острова – эссе №11

«острова», публикация в газете «культура» № 25, ноябрь 1996

Помните?… «Там у моей матушки был трактир под названием «Адмирал Бен Боу»?…
А потом уже движение в приключенческом жанре. За сокровищами на остров.
Я очень люблю говорить хриплым голосом «Адмирал Бен Боу». И я люблю острова. «Айлав ит».

В моем представлении все острова должны быть видны как на ладони. Нет, не все, а только самые что ни на есть острова. Пирамида Хеопса — такая желтая и крутая — похожа на остров, им она является, и еще — она инвариантна по отношению к другим “островам”. Как бы сказать еще?.. Поумнее: «Визуальный императив» (морфотип или структурный прототип, или иконический знак – все звучит менее точно).

Визуальный императив должен означать следующее.
Вижу аббатство Мон Сен-Мишель. А пирамида Хеопса проступает как смутно сияющий контур через сложную форму. Две формы счастливо совпадают, но одна — вот, конкретно — перед тобой, а другая внутри. Это твое внутреннее видение… Своеобразная чертовщина. Но нужен этот жесткий контур, все равно как треугольная рамка перед началом партии в биллиард. Толедо, старая столица Испании, — тоже Остров. Настоящий. “Одетый”, как положено, на пирамиду Хеопса.
Человек стоит на той же тропе, что и Эль Греко в ту памятную грозу («Вид Толедо в грозу»), смотрит на город через ущелье, и все это действительно так, как будто к некоей Новой Земле при-ближается Некая Шхуна. Идея открытия находится где-то рядом с идеей острова.

Проще говоря, хороший визуальный эффект, даже не осознаваемый «почему», происходит, когда в «круг» зрительной сферы умещаются такие большие «события», как столица или аббатство. Гражданин, наблюдающий Толедо с той тропы, что Эль Греко, доставляет себе удовольствие тем, что превращает знаменитый город в нечто маленькое «свое»: такой камерный натюрморт, где роль главной бутылки выполняет собор. Тем самым мы уменьшаем большой мир до маленького и делаем непонятное объяснимым. В Большой Земле, чтобы не потеряться, мы должны различить маленькие острова. В этом смысле я больше понимаю тех зайцев, которых нашел Мазай. Жизнь на острове обозначена как таковая, в лесу – происходит растворение «зайца»: след, говорят, простыл…

Таким образом, мы находим формы острова там, где есть эти формы, и там, где нет. Там, где нет, – остается пустой проект. Но так как остров не только форма, но и сюжет, то я называю островом такую ситуацию, когда ка-кой-нибудь гражданин образовывает в одиночку или с компанией маленький такой космос. У нас даже есть в обиходе выражение типа: «остров в океане», «спасительный остров», что в метафорическом смысле означает производство чего-нибудь ценного для культуры.

Хочу в этой связи сделать заявление: ситуация в нашей культуре формируется из таких островков, разбросанных среди чего-то такого невразумительного, вызывающего тревогу или тоску.
Какой-нибудь там художник – у него что-то там…
Врач такой, костоправ – и у него что-то такое…
Один политик с другом чего-то там вдвоем протестуют…
В архиве сидит женщина, рядом – другая, и дочь той, другой, – втроем что-то нашли, составили список, вроде бы никому не нужный…
Один офицер не стал куда-то стрелять, его уволили, он поехал в маленький городок, и там скромная группа поклонников индийской защиты…
В шахматы играют на лавке и не участвуют больше в войне…
Еще один художник, скульптор, тихие такие вещи, не орут, не взывают – внутри непонятный огонь. Скульптор призывается в гости, где просто улыбается, но этого хватит. Хозяйка, ее муж, дочь и сын, а еще преподаватель с гитарой — вот и такой существует остров.

А мой остров – четыре стены, кофе, телефонные звонки, склонившийся над макетом Матвей, новые типы картона (металлик серебряный, голубой, золотой), четвертый вариант реконструкции «красного дома», бодрый голос Курапова издалека и, внезапно, белая башня «дома для холостяка», черная рыба, сожравшая выводок гуппи, ксерокс, скрепки, степплер, пакостный дырокол, груда слайдов, колумбарий из папок с документами, эскизами и дневниками (описанием битвы голландцев за Башню в Коломбо), фотографии Рима в самом центре Самары, белый гипсовый глаз и такие же белые губы. Вот заходит Виталий, курит сигарету и уверяет, что пора что-нибудь предпринять. Вот архитектор Анна, которая говорит, что ей не хватает денег. Вот какая-то женщина возникает как привидение. Картина с изображением сабли Саддама Хуссейна, лежащей на красном стуле, а также картина с очень белым квадратом, а также картина с изображением Волги в том месте у Рыбинска, где ее погребли вместе с Шексной. И время – уже к четырем. Сквозь розовые занавески проходит свет голубого вечера. Мой остров – среди остальных — тридцать первого октября. Тем, кто сейчас летит, хорошо бы вспомнить, что под крылами вашего аэроплана внезапно может возникнуть очень оригинальный фрагмент земной Ойкумены под названием «Самарская Лука». Место это во всех отношениях замечательное, освоенное человеческими племенами с доисторических времен, а теперь, по счастливому стечению обстоятельств, относящееся к Самарской губернии. Лука – не имя евангелиста (хотя и имя тоже), а особой конфигурации Полуостров, похожий на петлю («loop» -англ.).

ойкумена – эссе №12

«заволжская ойкумена», публикация в журнале «все небо» №1 (19) 2002

Тем, кто живет в Самаре и любит путешествовать по Волге, хорошо известно, что внутри Полуострова находятся известные на весь мир Жигулевские горы, поэтому можно посоветовать любому, кто здесь никогда не бывал, совместить путешествие вдоль правого берега Волги (т.е. вокруг Самарской Луки) с поездками вглубь Полуострова. Одним из самых популярных вариантов путешествия по реке является плавание на байдарках или, по-европейски, каноэ – легких лодках, состоящих из каркаса, обтянутого прорезиненной тканью. Если не очень рисковать, лодки эти достаточно устойчивы, но лично у меня был опыт, когда мне не удавалось вовремя увернуться от столкновения и лодка переворачивалась. По весне не так-то уж весело барахтаться в холодной воде, вылавливая вещи и спасая байдарку. Кроме путешествий большой популярностью пользуются «дикие» лагеря: никому не платишь налогов или аренды, живешь в палатке на острове, любуешься природой и ловишь рыбу.

Если быть точным, Самара – единственный город в мире, где на противоположном берегу, сразу же напротив города, существует территория, представляющая собой бесценный природный комплекс. Нам повезло, что из города на Полуостров и прилегающие к нему острова не успели возвести мосты. Были бы мосты, понавозили бы железобетона и кирпичей, понастроили бы микрорайонов. И всей природе пришел бы конец. Но здесь этого, слава Богу, не получилось. Сразу же от 6-го причала можно переправиться на так называемый Проран (пристань) острова Рождественский (Поджабный). Надо только не полениться, и как только окажешься на ТОМ БЕРЕГУ, – поймешь, что ты наконец-то свободен. Ты даже можешь построить там дом. Надо насобирать всякого хлама, как Гекльберри Финн или дядюшка Том, – и вперед. Таких свободно мыслящих персонажей немало встретишь пока путешествуешь вдоль правого берега или просто живешь на островах, рыбачишь и отдыхаешь. Вообще-то, тяга к заволжской жизни, возникающая в моей душе в середине зимы, объясняется многими странными удовольствиями, которых нам не обещают никакие зарубежные туры и все «хилтоны» вместе взятые.

Спрыгиваешь с лодки, сбрасываешь ботинки и бредешь по песку. Нет никакой практической цели — просто идешь по песку. Солнце, лето, теплые камни, прозрачная вода, в прибрежной воде мечутся рыбки. В озерах в глубине островов цветут лилии, рогоз, дикие ирисы, на склонах растут шиповник и ежевика, пижма и конский щавель. Каких только не встретишь трав и цветов! По весне во время разлива озера соединяются с Волгой через переполненные протоки и можно плавать на лодках среди деревьев -очень эффектный жизненный эпизод, похожий на кино про Амазонку или что-то вроде этого. Ни с чем не сравнить заволжские пикники. Ни тебе смокингов, ни швейцаров, ни должностных иерархий. Здесь все равны, все в одной и той же одежде, если можно применить этот термин к трусам. Солнце и вода объединяют всех вокруг импровизированного стола. А ночью этим центром становится костер. Сидим все, рассказываем байки: сны, НЛО, ужастики разного рода. Однажды вдруг поворачиваемся: действительно, летит НЛО. Повисел над нами, выпустил луч, растворился в черном пространстве…

На каждом острове существуют свои старожилы. Каждый год нехитрый скарб увозится под осень на лодках или закапывается в песке. Дом островитянина сооружается, таким образом, всего на сезон. Самые упорные живут на острове по 5-6 месяцев в году. Рыбаки собирают грибы, шиповник, просто приезжают на лодках после работы. Все, конечно, зависит от расстояния. До Голодного или Кольцовского – не наездишься. Туда – канистру, обратно. Запас еще нужно иметь – для рыбалки. Зато ниже по течению, как, к примеру, на Сенном, напротив Винновки, рыбалка получше, да и потише вокруг. Весной во время наводнения вода поднимается до уровня зеленых полян, мир вокруг стоянки кажется нереальным, сама поляна напоминает плот с «Титаника». Ночью подъем может усилиться, и мы рискуем оказаться в воде. Природа островов во время наводнения выглядит фантастическим сном. Светит яркое солнце, лодки пробираются между деревьев, встречая полуразрушенные хижины, на полянах — подснежники и даже остатки льдин.

Движение вниз по течению в сторону Переволок – половина традиционной «кругосветки» вокруг Луки. Если не очень спешить, до знаменитого перешейка можно сделать не одну остановку и ощутить все разнообразие весеннего мира. Деревня Винновка располагается в излучине одного из замечательных жигулевских оврагов, склоны которых выглядят чрезвычайно живописно и даже мо-нументально. На подходе к деревне обращает на себя внимание полуразрушенная церковь, удачно замыкающая великолепную панораму. Увидеть и оценить этот памятник можно с самых разных дистанций. Мы путешествовали к Винновке не только на лодках, но и по дороге, идущей через плотину и несколько сел, расположенных внутри Полуострова.

Сама дорога, проходящая через плато, вызывает удивительные ощущения необъятности пространства, картины ландшафта наполнены контрастами цвета, во всем ощущается патетика первозданности. И когда дорога начинает спускаться в длинный овраг, ожидание встречи с рекой становится доминирующим настроением путешествия. В обстановке, когда цивилизация неожиданно оказывается далеко, подлинное наслаждение доставляют встречи с такими простыми объектами, как деревенские хижины, маленькие кладбища, магазинчик на площади и, наконец, церковь и пристань. Кромка берега – встреча Полуострова и воды – трепетная граница двух сред, вызывающая многочисленные ассоциации, переживания и надежды.

Обожаю прогуливаться вдоль этой кромки в любое время года, обнаруживая на пути в несколько шагов свое замкнутое мироздание: камни, набегающие волны, бесчисленные фактуры песка, оставленные кем-то следы. Скалистый берег в районе деревни Лбище обрывается напротив Кольцовского острова, где можно уйти с волжского фарватера, не всегда безопасного, в уютную протоку, проходящую мимо села Мордово, и выйти снова к живописным скалам правого берега у Брусян. Здесь бивуак располагается на узкой каменистой полосе под обрывом и ночью ощущается экстремальная близость воды.

Фарватер здесь на расстоянии сотни метров, сразу же с берега – свал, а там, разумеется, прячутся приличные судаки. Поутру на блесну охотиться – одно удовольствие. Адреналин вырабатывается по максимуму. Над обрывом – замечательные луга: на склонах – травы, а за дорогой – море подсолнухов. Но это -уже в июле. В мае в этих местах не причалишь. Приходится грести до самых Переволок. Столь замечательная точка маршрута обозначена прозаичного вида склоном и пыльной дорогой, ведущей наверх до шоссе – дороги, где снова начинается спуск к реке. Конкретно – к реке Усе, впадающей в Жигулевское море. Все, кто путешествовали вокруг Луки, попадают в Переволоки, где можно пересечь перешеек пешком и даже лодки можно перетащить на руках, тем более – наши байдарки. Что мы и делаем: идти-то – не более двух километров.

Уса – довольно опасная часть маршрута: вода здесь широкая, с северо-запада сильный ветер часто разгуливает приличную волну. При таких обстоятельствах плыть мимо горы Лепешки и выходить в водохранилище — не всегда оправданный риск. У знаменитых курганов пристать особенно негде. В шторм здесь случается всякое. Крест на Молодецком кургане свидетельствует об одной из случившихся драм. Особенность кругосветки заключается в том, что мы снова плывем по течению. И двигаясь вниз, достигаем плотины. И снова на руках переносим лодки, спускаемся к основанию плотины с обратной стороны и дальше движемся мимо Могутовой горы в сторону Зольного, Солнечной поляны, оставляя слева заповедные острова.

В этих местах Жигули кажутся особенно дикими. Вдоль берега тянется заповедная зона. За время стоянки по грунтовой дороге у подножия склона не проехал никто. В лесу здесь чувствуешь холод чащобы. Контрастным сюжетом жигулевским дебрям служат Поляны: Солнечная, Крестовая, Гаврилова. На Солнечной — действительно солнечно, эффект усилен уже упомянутым контрастом с мрачными склонами заповедной зоны. С одной из террас выныривает серпантин асфальтового шоссе, идущего мимо Зольного, Жигулевска и Морквашей. И здесь же заканчивается. До Ширяево отсюда добирайся как хочешь. Исключая, конечно, тех, у кого есть лодки. В Солнечной Поляне мне нравится все, потому что здесь чрезвычайно уютная обстановка: поселок, втянутый в глубь распадка, весело светится особенно зеленой травой. От главной площади, где расположен метафизического вида белый объект (школа или универмаг), тропа ведет к перевалу, откуда по дну оврага через «энное» количество километров дойдешь до Ширяево, но здесь недалеко от вершины холма находится источник чистой воды, пробивающийся из-под на-висшей скалы. Место называется Каменная Чаша. Напротив Солнечной Поляны – замечательные песчаные отмели, образующие многочисленные озерца. Здесь уровень воды меняется каждые 10 минут, а на закате, когда солнце скрывается за Жигулями, вода, разделяющая песчаные языки, начинает сверкать как сталь.

Дальше, чуть ниже по левому берегу, в июне проводится знаменитый на весь мир фестиваль бардовской песни. Но это уже похоже на массовое помешательство. В течение недели, разбив палатки у подножия горы неподалеку от Мастрюково, живут и поют почти 200 тысяч человек. Но самым интересным обитаемым местом все-таки нужно признать Ширяево. В селе существует осязаемая аура искусства. Начиная с Репина и Васильева, художники на протяжении многих лет облюбовали деревню. Здесь покупают и арендуют дома, устраивают пленэры, перформансы и тусовки. Местные аборигены, я думаю, давно махнули рукой на эти забавы. Связь с космосом и искусством никак, впрочем, не повлияла на ассортимент продуктового магазина, сохранившего свои реликтовые сырки и булки со времен XX съезда. От Ширяево по диагонали -мост через Сок, остров Зелененький, Сокольи горы, то есть это уже Самара, до дома рукой подать.

Но мы можем проигнорировать столь быстрое возвращение и продолжить пробираться протоками от Гавриловой Поляны до самого Рождествено – в мае это возможно, а летом -единственный путь – через Волгу. Если возвращаться вдоль левого берега, мы увидим пещеры на склоне горы рядом с Коптевым оврагом, и бедные хижины у самой кромки воды, и богатые особняки с причудливыми шпилями на макушках. Вообще, про жигулевские подземные пространства разного рода ходят легенды и слухи. Например, уверяют, что под Волгой на глубине ста с лишним метров течетеще одна река, куда более глубокая. И вообще – русло Волги в древние времена пролегало в глубоком ущелье. Нижний и верхний уровень разделили наносы песка и грунта. Так что наши Жигулевские горы – просто вершины ушедших под землю хребтов и пиков. Но и в оставшихся холмах понарыто всяких ходов, начиная от карьеров и штолен и кончая природными норами и пещерами, доломитовыми карстами и т.п. Начнешь какого-нибудь «знатока» или старожила спрашивать, а что, мол, вон там, в той горе или за ней? И тот делает в ответ заговорщический вид: мол, ни слова, – и прикладывает палец ко рту: тайна, мол, лучше не спрашивай!

От острова Зелененький, от Управленческого, то есть от границы города – идем вниз, по-прежнему пользуясь поддержкой быстрой майской воды. Остались считанные километры до дома. И мы проходим это расстояние, слегка подгребая веслами, рассматривая сонный берег с домиками и дворцами. Каким бы заманчивым нам ни казался мир городской суеты: телек, любовь, работа, – не стоит, друзья, забывать, что напротив нашей большой искусственной лодки существует таинственный мир Полуострова, надо только встретиться с ним. А для этого нужна лодка поменьше, способная унести нас вниз по течению как будто бы навсегда. Но только «как будто». В этом фокусе «побега в исходную точку» — квинтэссенция «кругосветки». Попробуйте и поймете.