Тополиный пух по Металлургу

Наши истории о Безымянке пополняются. В ДГ написал Сергей Кудряшов с предложением опубликовать историю его «металлурговского» детства. Мы с удовольствием откликаемся.

Несколько слов об авторе. Сергей Кудряшов родился в 1956 году на Безымянке на пр. Металлургов, 24. Первое образование — Куйбышевский авиационный техникум, отделение моторостроения. Работал на заводе им. М.В. Фрунзе с 1975 по 1979 год — слесарем-сборщиком в цехе 24. В 1979 году поступил на дневное отделение юрфака Самарского госуниверситета и после окончания был распределён на работу судьёй в Железнодорожный районный суд. С 1995 года перешёл на работу в Самарский облсуд. В 2016 году вышел в отставку. С этого же времени стал писать материалы мемуарного характера. Неоднократно публиковался в региональном журнале «Юрист Поволжья», литературно-художественном альманахе «Орфей» города Геленджик и интернет издании «Проза.РУ». Страстный футбольный болельщик команды «Крылья Советов» с начала 60-х.

Рабочие и заводская интеллигенция

На проспекте Металлургов осталось всего несколько старых двухэтажных домов

Малоквартирный двухэтажный дом на проспекте Металлургов, 24 строили пленные немцы. В округе находились такие же дома. Как-то сложилось так, что на первом этаже дома были коммунальные квартиры на два хозяина, где жили небогатые семьи заводчан, а на втором этаже в отдельных изолированных квартирах с ваннами жила заводская интеллигенция. В нашем доме жил народ самых разных профессий: водитель грузовой машины, слесарь, станочник, плотник, электрик (мой отец), медсестра (моя мать) и работники умственного труда.

Был среди них человек, о котором ходили легенды. Это дядя Гриша Окороков. Природа наделила его недюжинной силой, прекрасным аппетитом и другими замечательными способностями. Засыпая богатырским сном после бурного возлияния, он среди ночи в беспокойстве просыпался, так как его могучий организм требовал подкрепиться. Проявляя предусмотрительность, его жена, тётя Настя, для этого случая держала на сковородке картошку и кусок селёдки или сала. Насытившись, умиротворенный дядя Гриша вновь засыпал.

Как-то раз он поймал на Самарке огромного сома. Вываживание крупного сома — дело нелёгкое даже для богатыря. Дяде Грише помогали в этом другие рыбаки. Пойманный трофей вызывал восхищённые и завистливые взоры жителей нашего и окрестных домов, ведь теперь семья дяди Гриши надолго будет обеспечена свежей рыбой — одна голова сома «тянула» на 3 кг с гаком. Так наивно думала и его жена тётя Настя. Оставив супруге голову, дядя Гриша всё остальное, не торгуясь, быстренько продал, а деньги пропил, щедро угостив рыбаков, помогавшим ему вытащить сома. Тётя Настя не оценила душевной широты мужа и ещё долго припоминала ему пропитого сома.

«Будет совсем не больно»

Вспоминается единственный в нашем доме обладатель шикарной новенькой бежево-серой «Победы», инженер дядя Веня Двойников. Он буквально сдувал с неё пылинки и очень мало ездил на своём авто. Его супруга тетя Соня, зубной врач, первый раз в жизни лечила мне зубы — , когда мне стукнуло 5 лет, на дому и бесплатно. Она очень оптимистично заверяла меня, что «будет совсем не больно», и без всякой анестезии сверлила и пломбировала.

С родителями в 1957 году

1 сентября 1963 года я пошёл в 1-й класс школы № 126 на ул. Юбилейной, 61. Теперь, спустя 50 лет, всё расстояние от школы до дома сократилось чудесным образом. Тогда же оно подчинялось каким-то особенным законам теории относительности и зависело от того, какие отметки я нёс домой в тетради. Я в один миг, как на парусах, добегал до дома, когда получал пятёрки, и, наоборот, мои ноги становились ватными, когда в тетрадях появлялись двойки по арифметике. Перед глазами сразу появлялась висевшая на втором этаже школы картина художника Решетникова «Опять двойка». Что поделать: я родился гуманитарием, и точные науки мне не давались.

Я любил наш школьный двор. Здесь продолжались беззаботные детские игры: прятки, догонялки-салочки, футбол. Вооружившись закопченным стёклышком, здесь я впервые наблюдал солнечное затмение.

В урочные часы нас, учеников младших классов, строем водили в кино. Мне запомнился фильм по повести Аркадия Гайдара «Судьба барабанщика». Никаких денег с нас тогда не брали.
Мы были детьми своего времени и не знали калькуляторов, компьютеров и гаджетов, а таблицу умножения и правила правописания заучивали наизусть. Взахлёб зачитывались художественной литературой. Если днём не удавалось, то ночью под одеялом при свете фонаря. Родители не одобряли такие ночные бдения.

В 1963 году особенно трудно было с продуктами. Выстраивались огромные очереди за хлебом. Так как в то время были ограничения продаж «в одни руки», родители в очередь брали с собой нас. Купленный ржаной хлеб по 14 копеек и серый кирпичик по 16 копеек долго не залеживались. Особенным шиком считалось выйти на улицу с куском свежего хлеба, намазанным вареньем или посыпанным сахаром. Редко когда доводилось съесть его одному: мигом налетал кто-нибудь из соседских ребят со словами «Сорок восемь — половину просим!», и кусок по-братски делился на всю ватагу.

«Нас беззастенчиво надували матёрые приёмщики»

Зная скромные финансовые возможности наших родителей, мы не донимали их просьбами ссудить мелочь на кино, мороженое и прочие ребячьи радости. Карманные деньги мы добывали себе сами. Мы сбивались в небольшие группы по трое, четверо и ходили по окрестным дворам, улицам, где, будто следопыты, отыскивали кем-то потерянные мелкие монеты. Это занятие у нас называлось «искать сокровища». Повзрослев, карманные деньги мы зарабатывали сбором пустых стеклянных бутылок. Их принимали по 10-12 копеек за штуку. Извечной проблемой было сдать бутылки. Пункты приёма работали только по известному одному приёмщику графику. Прибыв к пункту приёма, я зачастую сталкивался с объявлениями: «Уехала на базу», «Нет тары», «Учёт», «Обед», «Нет денег» и т.п. Нас беззастенчиво надували матёрые приёмщики. Они тщательно осматривали каждую бутылку и обязательно браковали, находили едва заметные загрязнения, сколы и трещины. Оспаривать результаты такой «экспертизы» было себе дороже: приёмщик мог отказать в приёмке всей партии.

Всё свободное время мы проводили на улице. В наших дворах росли громадные тополя. Когда на них появлялись гирлянды нераспустившихся серёжек, мы их срывали, набивали внутрь велосипедных насосов и стреляли друг в друга. Их попадания в голое тело были весьма чувствительными. Когда в июне тополя отцветали и повсюду разбрасывали свой пух, мы с великим удовольствием его поджигали, за что нам часто доставалось от взрослых.

Дворовая футбольная команда

Наши владения были огорожены от тротуара, протянувшегося параллельно проспекту Металлургов, кирпичным забором. Мы залезали на забор и с высоты наблюдали за происходящим на оживлённом в то время проспекте Металлургов. Бросали на тротуар дырявый резиновый мяч, наполненный песком, или под картонную коробку от обуви помещали кирпич. Затаившись, терпеливо ждали, когда прохожий клюнет на обманки и ударит со всего маха ногой по нашим бомбам. Почему-то жертвами в основном были такие же, как мы, шалопаи.

На майские праздники все соседи запросто располагались на нашем газоне с выпивкой и едой. Солёные бочковые огурцы, помидоры и картошка в мундире. Играла гармонь, звучали песни. В дни великих праздников люди ходили друг к другу в гости, из раскрытых окон по всей округе разносились русские народные песни. И не было никаких драк.

Чарочки, котел и велосипед «Школьник»

В начале шестидесятых телевизоры были не в каждой семье. Первое время мы бегами смотреть мультфильмы в соседний дом к знакомым отца Лялиным, потом телевизор «Рекорд» появился у наших соседей Пупковых. Стали собираться у них. В их небольшую комнату набивалось до 10 человек. Мы рассаживались на полу и зачарованно глядели на экран. Где-то в 1963 или 1964 году телевизор появился и у нас. Это был прекрасный аппарат «Воронеж». В эту пору стали продаваться цветные плёнки, которые создавали иллюзию цветного телевидения, но это новшество не прижилось, и чёрно-белое телевидение прочно вошло в быт основной массы населения.

Зимой, когда температура опускалась ниже 20 градусов, мы с нетерпением ждали объявления дикторов Куйбышевского телевидения Аллы Морозовой, Натальи Недолушко или Людмилы Иваненко об отмене занятий учащихся 1-4 классов. Ура! Завтра в школу не идти! Мороз нас нисколько не пугал, и весь следующий день мы проводили на улице.

Наши дворовые забавы были незатейливыми, но их отличало одно ценное качество: они были коллективными. Мы играли в войну, в которой счастливчику выпадал жребий быть «русским», а кому-то «немцем». Много было и других игр: «штандер», «котёл», «выбивалы», лапта, волейбол, футбол, городки, прятки, салочки. Ребята повзрослее мастерили самокаты на подшипниках. Велосипед «Школьник» для многих из нас был пределом мечтаний. Мама дала деньги, мы с отцом пошли в спортивный магазин, и в 10 лет я стал счастливым обладателем новенького взрослого велосипеда «ПВЗ» — Пензенского велосипедного завода. Тогда это сокровище стоило 49 руб.50 коп. Теперь я мог покорять дальние дворы, улицы и даже просторные бульвары возле парка стадиона «Металлург».

Весной, когда от снега освобождался асфальт, наступала очередь игры «в чарочки». Эта игра с использованием металлических пробок от бутылок с забитыми краями мне очень нравилась. Она была хорошей тренировкой для глазомера. Самые ловкие ребята метров с 8-10 попадали битой в горку «чарочек». Использование вместо «чарочек» мелких монет считалось запретным, этим баловались в основном ребята постарше. Игрока на деньги легко можно было узнать по мелочи в его кармане: все эти монеты были в шрамах и рубцах, оставляемых битой. Их предъявителей не жаловали продавцы в магазине, отказываясь принимать дефектную монету.
Некоторые ребята мастерили «поджиги» и «пугачи». Сделанные из подручного материала, эти изделия порой оставляли своих авторов без пальцев и без глаз.

Однажды какой-то местный хулиган попал с ним под уголовную статью. Во дворце культуры Металлургов было выездное заседание суда. Народу набился полный зал. Нас в назидательных целях тоже отправили на суд. Ожидая чего-то необыкновенного, я сидел среди прочей публики и всё ждал, когда же начнётся увлекательное действие, но этого я так и не дождался, потому что какой-то мужчина со сцены долго и монотонно что-то читал по бумаге. Текст, который он читал, был мне непонятен. Не привыкшим долго сидеть на одном месте мне и моим товарищам стало жарко и скучно. Мы все дружно покинули зал, даже не поняв, что были в самом начале процесса. Это был мой первый неосознанный опыт знакомства с Фемидой.

Теперь наш двор пуст. Замечательный забор снесли. Лавочки у входа в дом убрали. Построенный пленными немцами как временное жильё, наш маленький старый дом окружили современные гигантские многоэтажки. Он доживает последние дни. Последними свидетелями былого беззаботно детства остались старые тополя.

Фото из архива автора

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте, Facebook и Instagram