«Мы вообще были самыми свободными»

Уже в эту субботу, 1 июня, выпускники Самарского политеха разных поколений встретятся, чтобы вспомнить лучшие моменты своей студенческой жизни. Праздник начнется в актовом зале первого корпуса на Первомайской, 18 в 12:00.

Перед очередной встречей мы попросили некоторых выпускников, окончивших СамГТУ в советское время, поделиться своими воспоминаниями о студенчестве и узнали, почему КВН был сложнее, а студвесна — легче, зачем стоило работать в стройотряде и на что шли музыканты, чтобы исполнять песни Джимми Хендрикса.

«Продолжал работать, но тетя Вера больше не плакала»

Герман Дьяконов, старший преподаватель межвузовской кафедры информационных развивающих и образовательных систем и технологий СамГТУ, выпускник факультета автоматики и информационных технологий 1967 года:

— В мои первокурсные годы каждый студент чуть ли не наизусть знал Ильфа и Петрова, Швейка. Все было проще — мы играли в КВН, потому что это была часть нашей жизни, как «покушать». Я стал капитаном институтской команды в 1966 году, и больше всего любил конкурс капитанов. Тогда задания сообщали за полчаса до игры — всем, только не мне. Куйбышевское телевидение нас почему-то недолюбливало и называло «политическим», а не политехническим институтом. Так что я выкручивался за счет своей собственной наглости.

Помню, на моем первом конкурсе капитанов было такое задание: набить эмблему КВН на чурбачке, к которой прилагалась молоток и семь гвоздей. Откровенно говоря, я почувствовал себя нехорошо. Набил в произвольном порядке и стал пропускать для ответа других капитанов. Участвовало шесть или семь команд, то есть все вузовские и сборная НИИ города. Делаю шаг к микрофону, и меня осеняет. Говорю: «Я набил самый настоящий символ КВН, но зритель, к сожалению, не увидит, а жюри поймет без слов». Все орут, первое место — наше. Я просто всех обманул. Эта находчивость, школа кавээнщика, потом здорово помогала мне в преподавательской работе.

Дружить, быстро соображать, курить, пожалуй, научил СТЭМ. О том, как проходили репетиции, не расскажешь — это надо пережить. Курьезов было много, радостных обычно. Был у меня партнер по сценкам, увы, уже ушедший от нас Альберт Толстяков. Когда по роли ему нужно было меня, скажем, поколачивать, он, помня знаменитое «Не верю», выкладывался на полную катушку.

Что касается современной студвесны, то ребятам на сто порядков труднее, чем нам. Телевизор приучил к конформизму, в моде блатная «феня», торжествует искусство первобытных племен. Но они сопротивляются и намного выше нас по мастерству.

В комсомоле мы были первопроходцами для молодежи всего земного шара. Это правда, потому что мы в это верили. Мы любили свою страну и не были рабами тусовки — мы вообще были самыми свободными, вопреки завываниям тех, кого не принимали в ВЛКСМ. Да, у нас была дисциплина, но это костяк любой организации — без скелета живет только медуза. Мы всегда были вместе, а вместе всё лучше: и песни петь, и носилки с мусором таскать.

Было восхитительно работать литературным сотрудником газеты «Молодой инженер» — мы глядели вокруг и что видели, о том и пели. Однажды я застал вахтершу первого корпуса тетю Веру в слезах. Оказалось, ее обидел некий преподаватель. Быстрым пером заклеймив товарища обидчика, я оказался неправ перед партийной ячейкой, ибо «тот» был член парткома. Меня вызвали и указали. Ну и что? Да ничего! Я продолжал работать, но тетя Вера больше не плакала.

«Мы ездили в Кишинев и в Одессу»

Вера Смирнова, замначальника отдела технико-экономического и природоохранного проектирования «Гипровостокнефти», выпускница химико-технологического факультета 1979 года:

— В студенческие годы я больше была сосредоточена на учебе, поэтому в комсомольской и общественной жизни вуза принимала не самое активное участие. Наверное, поэтому самые яркие впечатления того времени за рамками учебного процесса были связаны с поездкой после первого курса в составе студенческого стройотряда на консервный завод в Молдавию.

Впечатлений было много: не самая легкая и привычная работа на конвейере по сортировке фруктов и ягод, из которых потом с помощью пресса выдавливался сок, участие в процессе получения кабачковой икры, работа в ночную смену, когда очень хочется спать. В редкие выходные дни нам устраивали экскурсии и встречи с другими студенческими отрядами. Мы ездили в Кишинев и в Одессу. В Кишиневе с тех пор я так и не была. Он запомнился мне как теплый солнечный город, в котором много зелени, фонтанов и памятников. Из одесских воспоминаний почему-то наиболее яркое впечатление оставил шумный рынок «Привоз» с бойкой торговлей фруктами и рыбой. Неоднократно мы собирались на дружеские встречи с иностранными студентами из университета имени Патриса Лумумбы.

У нас была очень дружная группа. Незабываемое веселье царило во время репетиций ежегодных первомайских и ноябрьских демонстраций. Однажды студентов, не посещавших физкультуру, решили включить в спортивную колонну. Форма была для всех одинаковой: майки 50-го и кеды 40-го размера. Таким миниатюрным, как я, оказалось довольно трудно правильно выполнять упражнения в этих костюмах. В результате дальше репетиций дело не пошло.

«Композиция борца за свободу угнетенных чернокожих граждан Америки Джимми Хендрикса»

Константин Лукин, президент радиохолдинга «Самара-Максимум-Такси ФМ», выпускник теплоэнергетического факультета 1976 года:

— Я был из тусовщиков — хипстерующий молодой человек, свободолюбивый. Когда ходил на военку, прятал под рубашку свои длинные волосы.

В студенческие годы перезнакомился со всеми вокально-инструментальными ансамблями, с ними больше всего и дружил. Тогда уже я увлекался «упаднической буржуазной» музыкой и слыл экспертом в этой области – умудрялся собирать пластинки, которые покупал на черном рынке, записывал их за деньги, чтобы отбить затраты. Одна пластинка стоила 50-60 рублей.

Помню, что в вузе за инструментальными коллективами следил партком при каждом факультете. Репертуар ансамблям спускался сверху, как правило, это были песни советских композиторов, известных авторов, которые звучали на радио, телевидении. Но ребята умудрялись протаскивать. Например, если ты исполнял песню на английском языке, надо было объявить: композиция борца за свободу угнетенных чернокожих граждан Америки Джимми Хендрикса. Иногда это превышало какой-то лимит, бывали последствия – на парткоме устраивали разбирательства, куда вызывали декана и проштрафившихся музыкантов. Так случилось с одним из студентов Валерой Курочкиным – он как раз попытался на студвесне, которая проходила в первом корпусе на Первомайской, исполнить песню Хендрикса. Но на сцену вышел декан… Курочкина после этого исключили. На исполнение западных песен закрывали глаза на танцах, которые устраивались где-то раз в месяц — преподаватели туда заходили редко, в основном за порядком следили дружинники.

За увлечение западной музыкой не только от руководства попадало, но и от КГБ. Подчас если кто-то обмолвился, что начал читать Солженицына или Булгакова в самиздате – это была запрещенная тема – «осведомители» сообщали. Тех, кого ловили, вызывали для профилактики в КГБ. За мной тоже один раз приезжали в университет, увозили на черной «Волге» и пять часов беседовали – пытались склонить к сотрудничеству, угрожали отчислением. Тогда это было страшно – после отчисления ты уже не мог устроиться на работу, и в общем, хватало проблем. Я всячески увиливал, подписывать или обещать ничего не стал, и от меня отвяли довольно быстро.

Помню, в 1971 году ездил со студенческим стройотрядом достраивать АвтоВАЗ. 2-3 месяца мы жили в Тольятти на крутом берегу в палатках по 10-12 человек и ставили бордюры, каждый по 80 килограмм. Хватали специальными щипцами, веревочками отмечали линии, горизонт выравнивали под бетон, клали камни на бетонную подушку. Было очень жарко, кто-то падал в обморок. Там я заработал первые деньги и отдал их матери. Она решила, что мне надо костюм купить, в то время появились какие-то французские костюмы. Они стоили по 150 рублей, но мать настояла. Я раз пять его надел всего, мне больше джинсы нравились.

Поступал я на ИТФ, на секретную специальность «Радиотехнические приборные устройства», но когда понял, что на всю жизнь могу застрять под землей, перевелся после второго курса на ТЭФ. Там я быстро стал отличником, получал повышенную стипендию. Преподаватели были хорошие, интеллигентные – понимали, что в чем-то наши взгляды расходятся, но не настаивали на них. Некоторые даже приходили в гости, просили записать им на пленку музыку — знали, что я пластинки собираю.

Фото предоставлено пресс-службой университета

Следите за нашими публикациями в телеграме на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook