Театр недураков

К шлагбауму, преграждающему въезд на территорию самарской психиатрической больницы, выстраивается очередь автомобилей; хорошо идти пешком, скользить по ледяным дорожкам территории.

Если отвлечься от контекста, больничный парк – это просто парк, большие деревья, снег, сосны и прочее, по правую руку – деревянный домик-пряник, по левую – по виду сторожка лесника, но с тремя плакатами про «не курить». Тишина, тишина. К опоре забора привязана крупная дворняга, смотрит добро, хочется с ней познакомиться, но как-то неудобно.

У входа в главный корпус настоящая елка украшена гирляндами, недавно отпраздновали восьмое марта, но в жизни всегда есть место новому году. Объявление на дверях: «Посещение больных с 16:00 до 18:00 с четверга по пятницу. Понедельник – банный день». Беседа с лечащим врачом – вторник, с 13:00 до 15:00.

Рядом – расписание богослужений. В субботу – исповедь, божественная литургия, водосвятный молебен, потом сразу – панихида. Зимой храм открыт во вторник, среду и четверг. Хочется спросить, как же субботняя исповедь, но как-то неудобно.

Добро пожаловать

В вестибюле несет вахту охранница-вахтер, посетительница в овечьем тулупе говорит телефону: «Ой, ну не знаю. Не знаю. Я сначала думала, прямо уничтожу его, сживу со свету! А сейчас самой не до себя, ношусь, как курица без головы, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Вот куда он делся? Три ночи не было! Нет. Нет. И там нет. И к Нинке бегала уже, и к Ольге Яновне».

Кладет трубку. Охранница-вахтер спрашивает, не собирается ли женщина куковать здесь еще четыре часа кряду. Сообщает, что правила вообще-то придуманы для того, чтобы их выполняли.

«Куда ж мне деться», — женщина растерянно поднимается с сумками, полными кефира, бульона и жареных куриных ног. Хочется посоветовать ей сходить в бар напротив, но как-то неудобно.

Пять рублей за бахилы, по лестнице на второй этаж. Конференц-зал уже переформатирован в зрительский – синий занавес скрывает сцену, аккуратные ряды стульев, на галерке накрыт стол: чай, кофе, печенье.

Соседняя комната превращена в гримерку, оттуда всплесками доносится смех и кто-то напевает фоном: отчего так в России березы шумят. Актеры волнуются. Выделяется руководитель коллектива — заслуженный артист России Олег Белов, несколько лет назад вынужденный уйти из драмтеатра по состоянию здоровья. Уже в образе: желтая рубаха, красный галстук. Рядом темноволосая женщина кутается в русский платок. Пьеса поставлена по рассказам Василия Шукшина.

Такой «Счастливый случай»

Начало предваряет жена Олега Белова – Галина. Она встает посередине сцены, спрашивает, есть ли здесь те, кто впервые знакомится с театром, получив положительный ответ от двух заполошных студентов-медиков, говорит: «В декабре будет пять лет, как мы работаем в больнице – Олег Константинович Белов и я, его супруга. Театральная студия «Счастливый случай» началась в 2012 году со спектакля «Вечер русской поэзии»: первая часть — по Пушкину, вторая — по Михалкову. Участвовали три человека, которых дали нам врачи, сказав: ну вот они что-то могут, эти ребята, поэтому попробуйте с ними. Мы-то думали, что разово поработаем, что-нибудь сделаем, и на этом наша миссия будет выполнена. Но мы зря так думали! Сразу после постановки спектакля нас пригласили в Москву на международный фестиваль «Нить Ариадны», есть такой фестиваль, проходит раз в два года, принимают участие психиатрические больницы – кто как понимает театр. Когда вернулись из Москвы, нам предложили остаться и продолжать. Олег, многие знают, попал в затруднительную ситуацию после инсульта, с трудом мог ходить, — и мы согласились».

Галина Белова рассказывает, что в роли помрежа она занимается всем: подбирает костюмы, реквизит, декорации, ставит свет. За пять лет поставили семь спектаклей. С тремя выезжали на фестиваль в Москву. Первый спектакль — стихотворный по Пушкину и Михалкову; вторым стал чеховский «Медведь». Третьим — ​«Новые приключения солдата Ивана Чонкина», потом последовали ​«Василий Теркин», «Женитьба», ​«Медведь», а к юбилейному пятому сезону решили покуситься на Василия Шукшина и его рассказы.

«Уникальность этой постановки в том, — говорит Галина Белова, — что роли исполняют как пациенты, так и медперсонал, и еще волонтеры. Кто такие наши волонтеры? Это просто люди, которые совершенно безвозмездно приходят, репетируют, помогают, приносят чай, накрывают стол, решают кучу организационных вопросов. Насколько я знаю, такого раньше никто не делал».

Галина Белова сознается, что одна из самых трудных задач – сконцентрировать внимание актеров. «Ведь вы сами понимаете, — говорит Галина, — специфика учреждения такова, что людям тут и двадцать минут бывает трудно усидеть на месте. Поэтому изначально огромная труппа (многие хотели немедленно стать актерами!) естественным образом сократилась. И сейчас у нас в среднем от семи до двенадцати человек, такое плавающее число; есть условно постоянный состав: кто-то выписывается, а кто-то возвращается — спустя некоторое время после выписки снова».

Становится грустно, но показать это как-то неудобно.

В четырех действиях, без антракта

Галина Белова поднимает занавес, подвязывает края, чтобы не болтались под ногами, не отвлекали артистов, которых попросила не фотографировать вблизи. Декорации минималистичны с одной стороны – фотоколлаж на тему русской деревни, с другой стороны – любовно собранная коллекция сюжетообразующих деталей: ярко-желтая лейка, грубо сколоченный табурет, емкий бидон, крытый цветастой клеенкой обеденный стол.

Пять рассказов объединяет сквозной персонаж – почтальонша. Деревенская почтальонша, зеленый жилет, пестрая блуза, сумка с хорошо идентифицируемой надписью «ПОЧТА» на ремне. Вот она приносит письмо от сына тетке Маланье – сын зовет в Москву, а как тетке Маланье до Москвы добраться? На самолете – так страх же, говорит опытный путешественник, школьный завхоз в исполнении Олега Белова (желтая рубаха и красный галстук).

Герой Белова неуловимо напоминает булгаковского Коровьева в эпизоде с дядей Берлиоза из Киева: «Начисто, — крикнул Коровьев, и слезы побежали у него из-под пенсне потоками, — начисто! Я был свидетелем. Верите — раз! Голова — прочь! Правая нога — хрусть, пополам! Левая — хрусть, пополам! Вот до чего эти трамваи доводят», — только Белов говорит про самолеты.

И тетка Маланья садится диктовать письмо для сына: «Дорогой сынок, если уж ты хочешь, чтобы я приехала, то я могу», и это звучит особо щемяще. Потому что известно же, на какие долгие годы порой затягивается лечение в психиатрических учреждениях, и как беспомощны и десоциализированы могут быть местные подопечные за территорией, обнесенной стеной.

Но здесь они счастливы, на сцене, представляя отнюдь не лубочные, а тихие и скорее печальные истории из деревенской жизни: и нарушитель спокойствия Козулин, паливший в ночи из ружья в честь первой в мире пересадки сердца, и Ваня с любимой женой Аней и неисправным карбюратором, и Антип-балалаечник, и его прижимистая баба, все-таки отпустившая на новую балалайку шесть рублей.

Хочется спросить, а кто же из артистов пациент, кто – медперсонал, а кто – волонтер, но как-то неудобно. Благодаришь аплодисментами, и точно знаешь, что придешь сюда еще раз, и еще раз – просто потому что, что театру больше всего нужны зрители.

Текст: Наталья Фомина

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook