«НЕ УМЕРЕТЬ БЫ ЗДЕСЬ, В ГРЯЗНОЙ САМАРЕ»

Музейная выставка, о которой пойдёт речь, открылась ещё в 2015 году в музее «Самара космическая». С сентября 2017 года она доступна для посещения в самарском Дворце ветеранов. Главный экспонат выставки – дневник военных лет рабочего Филиппа Разумцева, который вместе с Моторостроительным заводом №24 имени Фрунзе был эвакуирован в Куйбышев в октябре 1941 года.

Дневниковые записи охватывают в основном два первых года Великой Отечественной войны и дают нам возможность увидеть и почувствовать военный Куйбышев глазами москвича. Не государственного деятеля, дипломата или писателя, а рядового рабочего – одного из десятков тысяч эвакуированных, руками которых ковалась слава легендарной Безымянки.

Знакомство

Для автора дневника город, в который его забросила война, был в прямом смысле слова terra incognita: в октябре 1941 года москвич Разумцев ещё не знает о существовании Куйбышева. Город получил новое имя шесть лет назад, поэтому Филипп Разумцев безуспешно ищет его на своей старой карте, пока не узнаёт, что Куйбышев – это бывшая Самара. Новость об эвакуации Разумцева не радует, он предпочёл бы пойти на фронт. Ему жаль расставаться с Москвой и ехать в какую-то глухомань.

Уже с дороги у автора складывается мрачный образ нашего города: если в центральной России на железнодорожных станциях продуктов питания много, то в Куйбышеве ничего съестного за деньги не купишь (а денег у Филиппа, по его словам, «полно»), только по карточкам. Разумцеву удаётся впервые поесть досыта только спустя три недели после приезда. Голод становится его главным впечатлением от знакомства с городом.

Вторая характеристика куйбышевской жизни – скука, такая, что «даже табаку нет». В Москве Разумцев привык несколько раз в неделю посещать кинопремьеры и театральные постановки, теперь он пишет, что за несколько месяцев пребывания в Куйбышеве ни разу не был в кино и театре. На культурный отдых у него поначалу нет ни времени, ни сил, поскольку после эвакуации его завод перешёл на 12-часовой рабочий день, и «всё время только и думаешь, как пожрать». Из газет Филипп знает, что в Куйбышев также переехали «часть нашего правительства, дипломатический корпус и некоторые госучреждения», но от этого ему не легче.

На Безымянке

Жизнь Разумцева в Куйбышеве начинается с Безымянки, которая в 1941 году формально не считалась частью города, а относилась к Молотовскому району Куйбышевской области.

Рабочих завода №24 расселяют в бараках, где раньше жили заключённые, которые строили этот завод. Поначалу эвакуированные рабочие жили не намного комфортнее, чем подневольные обитатели Безымянлага. Заключённые, как отмечает Разумцев, работали и на заводе. Не обходилось без конфликтов. Он пишет: один из зэков сорвал у работницы часы с руки, пытался убежать и был ранен в плечо стрелявшим в него вахтёром, а затем «стал просить, чтобы вахтёр его пристрелил, но его положили на носилки и унесли». По словам автора дневника, подобные случаи, вплоть до изнасилований и убийств работниц заключёнными, происходили нередко. Это неудивительно, ведь основной контингент Безымянлага составляли осуждённые по уголовным, а не политическим статьям.

Спустя полтора месяца жизни в бараке Филипп находит жильё недалеко от места работы – в Пролетарском посёлке, около железнодорожной станции Безымянка. Также он упоминает посёлок под названием Соцгородок (в районе нынешней площади Кирова). Это всё ещё не Куйбышев, а «примерно 12-13 километров от Куйбышева». Но Разумцев уже предвидит: «в будущем, после войны, Соцгородок и наш Пролетарский посёлок сольются в один большой город Куйбышев».

Новое жильё строят «черепашьим ходом, хотя жить эвакуированным негде… Ну что поделаешь, идёт смертельная война». Сам автор дневника живёт в комнате, где на 24 квадратных метрах приходится семеро жильцов, но на тесноту не жалуется: на каждого из них приходится даже больше средней нормы обеспеченности жильём.

Школа выживания

У Разумцева и его соседей есть голландская печь с плитой: это «очень удобно, но она так дымит, что когда мы что-либо готовим, у нас сплошной дым, стены чёрные, как в деревенской бане». Надо бы переложить печь, но эвакуированные москвичи не собираются тратить время и силы на обустройство жилья, которое считают временным. В качестве дров для печи они используют железнодорожные шпалы. «Электросвета», как пишет Разумцев, в помещении нет, пользуются фонарём «летучая мышь», то есть керосиновой лампой.

Самой главной проблемой остаётся питание. На заводе кормят неважно: то «на первое рассольник – одна вода, на второе отварная вобла – одна соль», то вообще одно первое блюдо — гороховый суп или суп с клёцками.

Самый популярный рецепт из домашнего меню Филиппа Разумцева – картофельный суп с рыбой: «два кило картошки, огурцов, кило рыбы». Суп получается отменный, но приходится есть его без хлеба, которого нет даже по карточкам. Ингредиенты такого супа на рынке стоят 120 рублей (средняя месячная зарплата рабочего в авиационной промышленности в этот период – около 600 рублей), поэтому бывают дни, когда Филипп не ест ничего, кроме скудного заводского обеда. Человеку, который работает по 12 часов, а иногда две смены подряд, этого не хватает.

Для горожан есть ещё один способ выживания – съездить в деревню и купить продукты там, в обмен на личные вещи или ценности. Поездка в село Богатое Куйбышевской области, описанная в дневнике Разумцева, превращается в «испытание на прочность».

Дорога до села занимает у Филиппа целый день: сначала по железной дороге до Кротовки, затем пешком до Богатого. По пути он везде встречает «рабочих с Куйбышева, приехавших менять тряпки на продукты». Вечером, замёрзший и голодный, он долго не может найти ночлег – женщины не хотят пускать в избу незнакомого мужчину.

На следующий день на базаре Разумцев продаёт костюм, покупает «растительного масла, табаку и кое-что ещё». Он возвращается Куйбышев в отвратительном настроении: растянул сухожилие на руке, неся тяжёлый чемодан, так ещё и «изумительно болит желудок», потому что «переел с голодухи». Болезни желудка, вызванные нестабильностью питания, часто упоминаются и в последующих записях дневника.

В Запанском

Пережив на Безымянке самую лютую военную зиму 1941-1942 годов (морозы в Куйбышеве, как пишет Разумцев, доходили до -51⁰ С), в марте 1942 года Филипп с братом переселяется в черту города – на улицу Пестеля в Запанской посёлок, рядом с железнодорожным вокзалом. Условия там лучше, чем у большинства остальных рабочих: комната на двоих, да ещё и хозяйка, которая за деньги готовит завтрак и ужин. Есть еще один бонус — хозяйка работает сначала в столовой, а затем в плавучем ресторане на берегу Волги – и приносит с работы алкоголь и еду. Правда, к месту работы, на Безымянку, Разумцеву приходится добираться по железной дороге, а когда поезда не ходят из-за снежных заносов – и вовсе пешком.

Филипп снова ходит в кино, бывает в театре и филармонии. Однажды, будучи на больничном, получает редкую возможность погулять по центру города, посмотреть на «примечательности». Прогулка «просто так», без цели, воспринимается как роскошь на фоне труда на заводе с одним выходным в месяц.

Война «наложила отпечаток на лица людей» – среди куйбышевцев «мало улыбающихся, все сурьёзные и сердитые». Часто бывая на вокзале, Разумцев обращает внимание на огромное количество инвалидов и на бесконечный поток эшелонов с ранеными.

Тревоги и радости

Близость фронта ясно ощущается в тыловом Куйбышеве, особенно во время немецкого наступления в районе Сталинграда в 1942 году.

На заводе Разумцев посещает занятия всевобуча (всеобщего военного обучения), изучает боевую тактику и вооружение пехоты, сдаёт зачёты по военной подготовке. Летом 1942 года он слышит стрельбу зенитной артиллерии и видит разрывы снарядов в воздухе. Гадает, это учебная подготовка или «немецкие самолёты-разведчики пробуют прощупывать Куйбышев»? Сейчас мы знаем: второе. После этих полётов у немцев появилась аэрофотосъёмка Безымянки, на которой было отмечено и место работы Разумцева – «Flugmotorenwerk Nr. 24».

В дневнике Филиппа Разумцева мало положительных впечатлений о Куйбышеве. Выделяются два. Первое — река Самарка. Весной, во время её разлива «изумительно красиво смотреть с возвышенности на огромное поле воды, напоминающее море», а летом даже усталость после ночной смены не мешает Филиппу пойти на реку, чтобы искупаться, позагорать и поспать. Второе – продукция Жигулёвского пивоваренного завода. Пиво в Куйбышеве, по его оценке, отличное, и местные жители пьют его много, «может, виновата война».

Не отстаёт от куйбышевцев и Разумцев: в его дневнике часто встречаются записи о том, как «сообразили немножко» с братом и друзьями. Один раз «достали 25 кружек пива и от души попили», другой раз квартирная хозяйка «принесла пивка литров шесть». Разумцев огорчается, что быстро опьянел, «а раньше и от бутылки водки ничего не было. Я очень ослаб. Много работаю, питаюсь как придётся». Пили не только пиво, но и водку, вино и даже денатурат, который Филипп попробовал впервые: «Какая гадость, а ребята пьют и хвалят».

Изгнание из рая

Переезд в Куйбышев вызывает у Разумцева культурный и психологический шок: «житуха здесь резко изменилась», «жизнь протекает в тёмных красках». Это ощущение усиливает контраст с Москвой, которая становится для Филиппа потерянным раем, а эвакуация – изгнанием из рая.

В ноябре 1941 года, когда под Москвой идут ожесточённые бои, все знакомые Разумцева убеждены: в осаждённой Москве всё равно лучше, чем в Куйбышеве. В мае 1942 года он узнаёт от дяди, что к Первомаю в столице «продуктов… выбросили много, пива, вина – сколько душа желает, пей. Вот это дела. Москва есть Москва». Для более юных читателей нужно пояснить: глагол «выбросили» означает, что продукты внезапно появились на прилавках в государственной торговой сети. Ещё один яркий пример того же рода: друг Разумцева, которого уволили с завода за прогул, едет в Москву к жене и сыну и на радостях достаёт в голодном Куйбышеве жареного гуся, чтобы отметить свой отъезд.

Накануне нового 1942 года – первого Нового года, который автор дневника встретил в нашем городе, – он знакомится с коварством местной шпаны: пока Филипп с другом стоит в очереди за водкой, злоумышленники разрезают бритвой его карман и вытаскивают оттуда деньги, документы и продовольственные карточки. Это тяжелый удар для любого человека в военные годы. Но у Филиппа на сердце «гнетущая печаль» не столько от самого несчастья, сколько от боли за утраченную прежнюю жизнь.

Между надеждой и отчаянием

В Куйбышеве Разумцев всё время думает о неопределённости будущего. Даже когда приходит весна, на заводе начинают лучше кормить и вообще «хочется жить и любить», Филипп сомневается: «Надолго ли всё это?» Он чувствует, смерть совсем близко – то на станции Безымянка «человек в военной форме бросился под идущий поезд и был зарезан замертво», то умер от тифа коллега по профессии, 18-летний рабочий-заточник. У самого Филиппа проблемы со здоровьем, он восклицает: «Чёрт знает, еле дышу, а писать так хочется и жить».

Подводя итоги первого года жизни в Куйбышеве, Разумцев отмечает, что время течёт «медленно и отвратительно гадко», потому что «жизнь трудна… Когда всё это кончится?»

Он возвращается к воспоминаниям о предвоенных годах: «Жгучая боль и злоба наполняет сердце к тем, кто нарушил наш мирный покой. Какая была жизнь, а сейчас не всегда сыт». Но теперь тоска по прошлому мотивирует жить и работать, не жалея сил, «для скорейшего разгрома фашистов». Настроение Разумцева можно описать латинской фразой contra spem spero – «без надежды надеюсь».

Во время очередной болезни на страницах дневника появляется крик отчаяния: «Чувствую себя отвратительно, хоть бы не умереть здесь в грязной Самаре» (это единственный раз, когда Филипп Разумцев в дневнике называет Куйбышев Самарой).

Искушение Маней

В Москве у Филиппа осталась любимая девушка Ксения. Он поддерживает с ней переписку, но квартирная хозяйка, Василиса Петровна, у которой он снимает комнату в Запанском, хочет женить его на своей племяннице Мане.

«Молоденькая, жизнерадостная, стройная, умная девушка» нравится молодому рабочему. Да и партия выгодная: Маня работает продавщицей в хлебном магазине. Но Разумцев не хочет связывать себя семейной жизнью в Куйбышеве, ведь это разрушит надежды на возвращение в Москву. Он мечется между верностью далёкой Ксении и симпатией к Мане: «Чорт подери, боюсь, чтобы она меня не соблазнила, как не хочется связываться здесь, а она хороша…»

Филипп всячески откладывает разговор о женитьбе, не желая утратить благосклонность Василисы Петровны. Наконец, на прямой вопрос хозяйки он отвечает, что жениться на Мане не собирается. Через несколько месяцев Разумцев съезжает с квартиры: он не оправдал надежд хозяйки, а приехавшие родственники настраивают её против него. К тому времени он знакомится с «хорошей блондинкой» Аней… Мы не знаем, как сложилась личная жизнь Филиппа Разумцева, но известно, что он всё же остался в Куйбышеве. Как и большинство эвакуированных.

Поэзия на голодный желудок

Филипп, по его словам, «голодный как собака» и устающий на работе «до безумия», всё же уделяет время для того, чтобы писать стихи. Их текстов в дневнике нет, но, судя по названиям, тематика стихотворений была разнообразной. Это и лирические зарисовки, и воспоминания о детстве и жизни в Москве, и «идейная» поэзия, и сатира на бюрократов, и поэтические послания любимой Ксении, воюющему на фронте брату Карпу, друзьям и подругам.

Стихотворение «Вишня» Филипп пишет вечером в бараке после того, как весь день «рыл для канализации канаву, устал чертовски». Другой день, накануне 7 ноября – та же канава и тот же барак: «Лёг на жёсткие нары и думаю, ведь завтра какой праздник, а я лежу. Встал и написал стихотворение “Навстречу Октябрю”».

Запись от 1 февраля 1942 года: «Работаю, как всегда, отлично, дал две нормы, а жрать нечего. Когда всё это кончится? Написал стихотворение “Мы поднялись все как один”».

Маленький человек и большая история

Интерес Разумцева к кино и театру свидетельствует о культурном уровне молодого рабочего. Он записывает не только названия фильмов и спектаклей, но и, вкратце, своё отношение к ним. Например, комедия «Свинарка и пастух» ему понравилась, а фильм из истории Гражданской войны «Оборона Царицына» (главные герои — Сталин и Ворошилов) – «картина так себе», но «смотреть можно». Самые сильные эмоции («всё время плакал») вызвал у Филиппа «Боевой киносборник №9» – о борьбе с фашизмом на оккупированных территориях Польши и Чехословакии.

Записи фронтовых сводок Совинформбюро в дневнике Разумцева иногда даже более подробны, чем записи о его жизни. Филипп отмечает не только события на фронтах Великой Отечественной войны, но и боевые действия союзников СССР по антифашистской коалиции, и дипломатические переговоры о ленд-лизе и об открытии второго фронта. Он понимает, что все эти события Большой Истории, в конечном счёте, определяют его личную судьбу. Поэтому для него и других рабочих война становится частью их собственной жизни: «Все наши думы о фронте да как покушать».

Даже в свирепых морозах Разумцев находит нечто обнадёживающее: «Пускай немцы замерзают, гады, наш русский человек ко всему привычен, перенесём и холод».

Готовность Разумцева к страданиям и жертвам – не фанатизм и не покорность «винтика», принимающего любые распоряжения. В его дневнике нередко проявляется критическое отношение к официальной информации или к несправедливости. Он недоволен постановлением правительства, которое лишает эвакуированных рабочих их московского жилья: «Получается, что эвакуированных обманули».

Филипп скептически относится к приказу Сталина о необходимости разгрома фашистской Германии в 1942 году, хотя ему очень хочется скорейшей победы.

***

Последняя запись военных лет в дневнике Филиппа Разумцева:

«9 мая 1945 года. Я и Бессмертнов Вася (мой друг) были в Запанском, возвращались поздно вечером домой, мы жили в общежитии Индустриального института, когда дошли до площади им. Куйбышева, то мы услышали, по радио говорили о полной капитуляции фашистской Германии, о конце войны. Мы с Васей закричали “Ура!”. Придя к себе в общежитие, всех разбудили и стали поздравлять друг друга, целоваться. Радости не было конца. Мы плакали и смеялись, пели песни».

Текст: Михаил Ицкович

Следите за нашими публикациями на Telegram на канале «Другой город», ВКонтакте и Facebook