В обломках

Я звоню ей из двора. «Юля, — говорю, — Юля, у вас тут подъезды не пронумерованы, никак не разберу, где искать 79-ю квартиру». Это абсолютная правда. Дом по Советской Армии, от «МТЛ Арены» — вниз, вниз и еще вниз (мимо элитных новостроек, мимо неэлитных девятиэтажек, мимо коттеджей с заборами и коттеджей без заборов, мимо средней школы, серебристых тополей и магазинов крафтового пива) по традиционно вывернутому наизнанку асфальту; так вот, пятиэтажный дом насчитывает чертову уйму подъездов без всяких опознавательных знаков. Около одного вольно тусуют двое мужчин в шортах на голое тело. Пожилая женщина из окна ласково журит их: «Опять Колёк пьяный с утра».

«Вы не туда пришли, — говорит Юля в трубке, — во двор не надо, подъездов не надо. Обойти дом с другой стороны, и вот где груда кирпичей — там мы и есть».

Обхожу дом с  другой стороны. На газоне хозяин учит молодую овчарку командам. Овчарка учиться не хочет, предпочитая гоняться за редкими прохожими. Редкие прохожие топают на пляж, судя по надувным кругам и матрасам за плечами. Лето же. Пахнет помидорами и маринадом для их утилизации.

Юля стоит в технологической нише дома. Рядом – распределительный электрический щиток и распахнутая дверь неизвестно куда. К двери ведут две самодельные ступени из бетонных блоков, довольно кривые, но по ним можно все же подняться и войти внутрь квартиры номер семьдесят девять. Прямо с улицы, что само по себе очень удобно и вообще мечта человека, входить в свой дом прямо с улицы, минуя лестничные клетки и соседей с мусорными ведрами навстречу.

Рядом с Юлей четвертый по счету ребенок –  дочка Яна, она перешла в 8 класс. Смотрит довольно мрачно, а чего веселиться. По очереди проходим в квартиру, которая квартирой никогда не была, а была полудворницкой, полустолярной мастерской и чем-то таким. От порога – сомнительный пол из вздрагивающих под ногами бетонных плит. Кирпичи разной степени повреждения, остатки строительных лесов, битый камень, лопаты, какое-то тряпье ворохом. Провода неопрятными гроздьями, но бояться не надо – электричества здесь нет.

Помещение Юлии Широкиной как матери семерых детей выделил город по договору социального найма. После личного распоряжения мэра Олега Фурсова, у которого Юля в феврале побывала на приеме и пересказала буквально свою жизнь. Как в 2003 сгорел её дом, как осталась без жилья и помощи от первых двух мужей, отцов четырех старших детей, как родила троих детей третьему мужу, а он взял и умер в 2014; пришлось из квартиры мужнина брата уйти, по пожеланию родственников; как снимает сейчас «хрущевку», и как в одной комнате трудно развернуться с шестью детьми, старшему из которых 21 год (Михаил), а младшему исполнится на днях три (Ксения). Старший Петр живет отдельно и женат, а между Мишей и Ксюшей разместились разновозрастные Вячеслав (15 лет), Яна (13 лет), Сергей (11 лет) и Лиза (4 года).

Мэр Фурсов распорядился Юлиной семье предоставить квартиру из маневренного фонда, и чтобы через два месяца (максимум) там уже можно было жить. На ремонт деньги выделены, Юле их на руки получить и крутиться самой не положено, а кому положено – не крутятся, и прошло уже не два месяца, а пять.

«Электричество, понятно, здесь было когда-то, — Юля машет рукой, — но сама я вообще не могу разобраться, почему его сейчас нет, и что делать, чтобы оно вернулось».

В помещении, предназначенном под санузел, стоит ванна. Унитаза нет. Лежат две раковины с вывороченными гибкими шлангами. Какие-то доски под ногами. Темно.

«Мне какую-то ерунду сказали, — Юля пожимает плечами, — что здесь нет возможности унитаз воткнуть. Как это нет, ведь ванна как-то подсоединена? А если и вправду нет, вообще не понимаю, как нам тогда. Без унитаза».

В углу большой комнаты – труба большого диаметра. Здесь Юля планирует сделать вторую детскую. Еще планирует кухню-прихожую, а справа уже выгорожена маленькая комната, первая детская, одновременно Юлина. Всего, то есть, две комнаты, была и третья, но третью заложили от Юли кирпичом – она показывает свежую кладку.

«Люди из жилищного департамента объявили, что у них на ремонт трех комнат денег нет. Но не ремонтируют и две», — говорит Юля.

Дверные проемы в местах, где они есть, будто бы обгрызены по краям. Битый кирпич и серый раствор. На стенах – зеленая масляная краска и следы побелки. Потолок в серьезных шрамах. Кое-где нелепые в ситуации ошметки потолочной плитки типа «армстронг». Веселенький календарь за неизвестный год с дракончиком.

«Это же, — говорит Юля, — типа подсобное помещение и по факту подвал. Вот тут общедомовые коммуникации и расположены. Подводящие трубы, на весь дом. Вентили тоже общедомовые, чуть не счетчики. А вот смотрите, тут же коммунальный ремонт сейчас в ходу, трубы как положили!»

Показывает рукой на металлические трубы парового отопления, идущие прямо по импровизированному коридору. Трубы расположены сантиметрах в пяти от пола и хорошо пружинят под ногами. Юля опасается, что на трубах полюбят при хорошем раскладе прыгать младшие дети.

«И лопнут они прекрасно, — говорит она, — а мне что делать? С фонтанами кипятка?»

Но в текущий момент проблема с трубами и прыжками детей представляется далеко не самой животрепещущей.

«Тут, — говорит Юля, — под полом пустота. Я, — говорит, — даже не знаю, не рухнет ли всё нафиг. Мне советовали, — говорит, — машину гравия сюда выгрузить и смесью специальной залить, чтобы встало. А так – смотрите!»

Юля заходит в маленькую комнату, перетаскивает ближе к центру детскую коляску и пару картонных коробок, показывает открывшуюся и страшную дыру в черное никуда. На диване безмолвствует Яна.

«Опять же, — говорит Юля, — совершенно неясно, что делать со школой. У меня трое школьников. Куда им? Из 48-й я документы забрала. Думала перевести в 46-ю, здесь рядом. Но неизвестно, сколько времени займет ремонт, и начнется ли он вообще. Ездить из квартиры, что мы сейчас снимаем — это две пересадки, неудобно и далеко».

Добавляет, что хорошо бы ей отыскать школьную форму. Надеясь на скорое производство ремонта, в начале лета запаковала в коробки и перевезла сюда.

Выходим наружу. Меж двух тополей из кирпичей изобретательно сооружен очаг. Здесь Юля разводит костры и готовит семье обед. Когда разгребали мусор – бывшие стены и так далее – торчали тут с детьми целыми днями. Надо же что-то есть. Соседи были недовольны дымом.

«Иногда мне моё положение кажется совершенно безвыходным, — говорит Юля. – Вот опека звонит, говорят: а чего вы не переехали-то? У них, оказывается, уже отчет лежит, что все отремонтировали, и можно».

Юля не понимает правил игры. Рекомендации и советы служителей двух департаментов – соцзащиты и управления имуществом – противоречат друг другу и уводят её все дальше и дальше, в сумрачный лабиринт бюрократических проволочек. У нее есть квартира – но у нее нет квартиры. Есть ремонт – и нет ремонта. Зато с детьми всё понятно – в настоящий момент трое школьников и двое мелких находятся под опекой матери, им надо где-то жить, кормиться не с кирпичей меж тополями, посещать детские образовательные учреждения и радоваться.

Юля рассказывает, что приходили к ней сотрудники ОНФ, справлялись о судьбе выделенных на ремонтно-строительные работы денег. Взяли на контроль. Юля верит Народному фронту, Юля верит в резонанс от материалов в газетах-журналах, Юля вообще верит, что когда-нибудь полудворницкая-полуслесарная превратится в квартиру номер семьдесят девять, с просторной кухней, уборной при действующем унитазе, двумя детскими; и окна она намоет, и занавески повесит в тон обоям, и даже шторку с морскими рыбами ярких расцветок себе позволит — для ванной.

Наличие мнений в духе «когда рожала, не думала, а теперь кто-то должен» я не могу ни отрицать, ни как-то презреть, но скажу, что моё сердце на стороне самых отчаянных волонтеров. Это они поднимают с асфальта разбитых всмятку котят, это они помогают не самым идеальным строителям будущего со многими детьми в придачу. Координаты Юлии Широкиной есть в редакции, адрес-телефон, с ней можно связаться. Вдруг вы – электрик-филантроп, или владеете машиной того самого грунта для становления пола, вариантов много. Или вы – чиновник высокого уровня, и по щелчку ваших пальцев государственная неповоротливая машина задвигается, заработает, и будет счастье Юле, детям и вам, разумеется. Как автору доброго дела.

P.S.: А я тут еще вспомнила одну историю, ничего общего с ситуацией многодетной Юли, но. Как-то очень давно я работала в рекламном агентстве вместе с одной девушкой, курьером. Она была какая-то очень бедная, зверски молодая, пронзительно некрасивая, худая, в прыщах и с неприятным характером. Ну, курьер и курьер, мне-то что. И вот однажды девушка была разоблачена в присвоении денежных средств предприятия; если кто-то сумеет вспомнить 97-й год прошлого века, то тогда рулила наличка, и ее можно было присвоить.

Генеральный директор назначил собрание, и по комсомольской, ещё не изжитой привычке объявил, что готов простить курьера и отдать её «на поруки» коллективу, если с этим решением коллектив согласен единогласно. Предварительно курьер плакала и говорила, что квартирная хозяйка велела ей заплатить вперед за полгода или сваливать, а сваливать ей разве что в село Хорошенькое (Красноярского района Самарской области), где все и так с лета голодом сидят. Просила прощения и обещала деньги вернуть, так как отказывается от зарплаты на ближайший месяц и от ползарплаты за еще три.

За поруки проголосовали все, кроме начальницы отдела рекламы и главного бухгалтера. Потом они сказали, красивые успешные женщины, каждая при муже, семье и всем таком, сказали, что не обязаны оплачивать съемные квартиры селянок Красноярского района, да ещё и воровок. Курьера уволили. Я, к слову, не знаю, что с ней стало, и мне стыдно.

Автор: Наталья Фомина

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город»