ИДТИ ПО БРОДУ

1960-е годы прошлого века сегодня стали центральной темой обсуждения культурной общественности. Страсти бурлят последние две недели. Причиной тому прошедший по Первому каналу фильм, снятый по мотивам последней повести Василия Аксёнова «Таинственная страсть». Там отчётливо прорисован образ самого автора и поэтов-шестидесятников: Роберта Рождественского, Андрея Вознесенского, Евгения Евтушенко и других.

Живые ещё прототипы героев этого фильма ругают авторов за искажение некоторых событий и поступков героев, но очевидно, что фильм заставил многих перечитать или заново открыть для себя советских поэтов, в которых «советскость» не являлась определяющей темой их творчества.

Словом, для нас это тоже стало поводом вспомнить Самару 1960-х с известным самарским фотографом, автором книги-альбома о приезде Владимира Высоцкого в Самару Владимиром Емецем.

— «Фильм «Таинственная страсть» я не смотрел, а книжку прочитал. Вообще, я так устроен, что у меня очень хорошо развито воображение. Для меня слово очень много значит. И я сам готов придумывать образы, заставлять их двигаться, жить… Потому что я вырос на радиоточке. Мы жили на улице Фрунзе, в старом трёхэтажном особняке возле Челышовского дома. Коммунальная квартира, «38 комнат и уборная», как пел Высоцкий. В нашей комнате висела тарелка, которая работала практически всегда. Я по радио слушал и «Театр у микрофона», и «Час классической музыки», и другие передачи. Тогда я и научился на слух строить объёмное изображение. Это не говорит о том, что я не люблю кино или театр, отнюдь. Но иногда просто не хочу портить впечатление, если знаком с книгой.

Брод

Куйбышев 60-х годов для меня – это прежде всего Брод. Брод – это участок улицы Куйбышева от Ленинградской до Некрасовской. Это общественный и культурный центр того времени. Там тусовались стиляги и фураги, там сплачивалась культурная интеллигенция, там бурлила настоящая жизнь.

Брод сложился сразу после войны, когда я был в самом нежном возрасте. Но я его очень хорошо помню, потому что с улицей Куйбышева был связан крепко с детства. Например, мой детский сад располагался на площади Революции, на углу с Венцека, где остановка 24-го автобуса. Потом была 74-я школа на Фрунзе, бывшая еврейская, которую закрыли до войны, дальше — 26-я, которая теперь французская гимназия. Это же всё та же куйбышевская улица. По праздникам мы ходили в Струкачи, где был цирк шапито. Там знаменитый Карандаш выступал, братья Маяцкие на мотоциклах. Шар монтировали, и они в нем по кругу на мотоциклах гоняли, на бешеной скорости вдоль и поперек. Сильнейшее было впечатление.

На Куйбышева субботними вечерами битком было всё. Встречные потоки настолько плотные, что трудно пройти. Ну что… Телевизоров не было, Интернета и подавно. 

В будни на уроки физкультуры мы тоже ходили в Струковский сад. Там зимой заливали каток, и нас заставляли приносить коньки. Мы их на шею вешали и шли сначала по Ленинградской, а потом по Броду. Тогда там троллейбусы часто ходили, гораздо чаще, чем сейчас. И было столько народу, что часть людей выжимало на проезжую часть. А по тротуарной оси там ходил милиционер и всех обратно загонял. Один с прозвищем Будённый из-за своих роскошных усов, другой Володя. Оба были участковыми, кстати, нормальные мужики. Они постоянно патрулировали улицы. На Куйбышева субботними вечерами битком было всё. Встречные потоки настолько плотные, что трудно пройти. Ну что… Телевизоров не было, Интернета и подавно. Весь город (Безымянка, кстати, считалась отдельным городом) собирался здесь, со всех районов. Клуб был по интересам под открытым небом.

И там люди фланировали вечерами. Туда-сюда. Девочки лёгкого поведения обязательно, их называли «голубая дивизия». Сам видел, как к ним мужчины подходили, тогда говорили «снимали». Бог знает, почему такое название. Во время войны была итальянская дивизия, которая воевала на севере, под Ленинградом. Её называли «голубой дивизией» из-за формы солдат. Наверное, девчонки к ним какие-то приезжали, то ли свои, то ли чужие. Оттуда, вероятно, пошло. После войны в Куйбышеве полно было фронтовиков, они и прозвали.

Мужчины с дамами, прогулявшись по Броду, шли либо в пивбар, либо в кафе-мороженое. На углу с Некрасовской, где сейчас сквер и кафе «Три вяза», раньше стоял пивной бар и назывался «Арктика». Вывеска там была примечательная: пивная кружка, пена, и рак ползёт по пене. Популярное было место. К пиву там и водку подавали. Там обычно не задерживались. Закажут 50 граммов беленькой или кружку пива, выпьют, и дальше гулять. Я тогда ещё сам не употреблял, но подмечал.

А к мороженому взрослым наливали бокал шампанского. Тогда мода такая была — мороженое запивать шампанским.

На Куйбышева, прямо посередине Брода, было кафе-мороженое. Где кинотеатр «Художественный», чуть левее. Там подвали мороженое шариками в железных чашках. А к мороженому взрослым наливали бокал шампанского. Тогда мода такая была — мороженое запивать шампанским. Я недавно сам попробовал, мне понравилось. Хоть шампанское и не люблю, но мне показалось вкусным. В кафе, понятно, цены были повыше, поэтому нас, пацанов, привлекала уличная точка. На углу Брода тётка продавала мороженое. Сейчас такого уже не встретишь. У неё были пеналы круглые. Снизу она кладет вафлю, на неё мороженое трамбует и сверху закрывает другой вафлей. Потом она бьёт по этой трубке, и столбик мороженого из неё вылетает. Руками берешь за вафлю с двух сторон и ешь. Тогда ещё не было эскимо на палочке, его потом придумали.

В 8 лет я уже самостоятельно ходил по улицам, и мы любили бегать в Струкачи. Я ещё помню, катакомбы там были. Под землёй из Оперного театра к Волге существовал подземный ход. Когда бункер Сталина рыли, через эти штольни грунт выносили ночами. На баржи грузили и увозили, чтобы шпионы не узнали. И там в склонах парка были ниши, а в них двери гнилые, разрушенные. Мы туда на 2-3 метра заходили, темнота, сырость, а дальше боялись.

Первого стилягу в своей жизни я увидел на Броде. Оказалось, это мой сосед Гена Внуков.

На Броде мы стали гулять, когда перешли в 9-й класс, и начали ухаживать за девчонками. Сначала в Дзержинку ходили на танцы, а после танцев шли на Брод. Первого стилягу в своей жизни я увидел именно там. Оказалось, это мой сосед Гена Внуков. Он был меня старше лет на десять, окончил техникум речников на Молодогвардейской, работал на разных пароходах и даже ходил в загранку. Он привозил оттуда шмотки колоритные. Галстук с обезьянами, пиджаки до колен, брюки-дудочки, башмаки на микропоре. Кок себе бриолином поставит под Элвиса Пресли и идёт на Брод. Он был стиляга в истинном смысле этого слова. И на грудь любил принять, и девчонки у него были шикарные. Окна у нас во двор выходили, и я следил: вон Генка идёт с новой девчонкой. Мы завидовали и старались ему подражать. Ещё у Генки были пластинки на костях. Это рентгеновские снимки, на которые записывали музыку: рок-н-ролл, буги-вуги, Элвис Пресли, Чак Бэрри, Бил Хэлли. Иногда по праздникам во двор патефоны выносили. Так вот, первую западную музыку я от него услышал. Мы подростками очень жадно всасывали эту культуру, потому что это было новое, необычное, связанное со Штатами. Во время войны мы с ними дружили, только потом стали чужим.

Стиляги

— Стиляги появились в Куйбышеве примерно в 1959 году. Я тоже был стилягой. Средств у меня не было, чтобы купить шикарные «прикиды».  Брюки я, конечно, зауживал, сам на руках сшивал изнутри. Но не это было главное. Я идеологию их воспринимал. Музыку слушал. В нашей компании была Мила Кильдюшова, а у неё — потрясающий сосед Володя Казанцев. Он работал на заводе № 513 радиоинженером, талантливый самородок, типа Левши. Он собрал у себя  дома записывающее устройство и писал на рентгеновских пленках рок-н-ролл. Мы постоянно у него брали новинки, по-соседски. А так у него была сеть пацанов, которые продавали эти самопальные пластинки возле магазина «Культтовары». Сейчас этого магазина уже нет, на его месте на углу Фрунзе и Ленинградской построили «Жемчуг». А то здание было двухэтажным, с подворотней, и возле него пацаны из-под полы эти пластинки «толкали». Их гоняли, конечно.

Стиляги в то время были наиболее продвинутые молодые люди: дети начальников, партийных боссов, студенты. Как в фильме «Стиляги», смотрели? Очень похоже. Молодой Тодоровский схватил атмосферу. Были стиляги, а были антагонисты, ремесленники. Прозвище у них было «каблуха».  К ним преимущественно относились ребята, которые приехали из деревень. Городские всё-таки ходили в филармонию в театры, книги читали. А эти приезжали из деревни, их, быстренько подучив, отправляли на завод на Безымянку, и они там вкалывали. Иногда они набеги делали на город и постоянно устраивали стычки со стилягами.

Была газета «Правда», комсомол, и «каблуху» науськивали на стиляг. Дескать, они западники, любят Америку, советские ценности им чужды.

В начале 60-х пропаганда пошла мощная, несмотря на то, что телевизоров не было. Но была газета «Правда», комсомол, и «каблуху» науськивали на стиляг. Дескать, они западники, любят Америку, советские ценности им чужды. Тогда в Москве осудили композитора Мурадели, потом писателя Зощенко, и пошла идеологическая война. Стали проводить конференции ради одного: осудить, сказать, что стиляги – это зло.  На Броде, где почтамт, окна были витринами, а за ними информационные стенды. Там поставили щит, нарисовали парня и девчонку в образе стиляг. Он с коком, в дудочках, галстук до колен. Она ярко накрашенная, с сигаретой. Морды у обоих страшные. И подпись: «Ну и рожи хороши, накурились анаши».

Музыка и девчонки

— На Броде, по крайней мере в нашей компании, про политику никто не говорил.  Две темы центральные: музыка и девчонки. Когда появились поэты-шестидесятники, это тоже стало модной темой. Мы их читали. Я Евгения Евтушенко очень любил. Вознесенский тоже нравился, но он для меня был сложноват в то время. У Рождественского некоторые вещи были хороши, но мы немножко кривились, потому что его называли комсомольским поэтом или дворцовым поэтом. А вот Евтушенко, особенно цикл его поездки на север, «Братская ГЭС» мы очень ценили. Я даже со сцены читал в студенческие годы его ранние стихотворения. До сих пор их помню, могу в компании прочитать.

В кинотеатрах Треугольника на Броде перед сеансами играли духовые оркестры. (Треугольником назывались три кинотеатра: «Художественный», «Молот» и «Ленинского комсомола», которые чётко образовывали эту геометрическую фигуру).  Музыканты, которые тусовались на Броде, тоже там играли. Профессор СГАСУ Юрий Синицкий сам был музыкант, его брат Толя работал саксофонистом в «Ленинском комсомоле» и в «Художественном». С ним Голубев Миша на трубе играл. У Голубевых вообще династия. Отец служил трубачом в шапито, а сын — в духовом оркестре, который работал в кинотеатрах. Они в одном отыграют перед сеансом, потом через дорогу с инструментами в другой переходят.

Брод закончился, когда появились первые хрущёвские микрорайоны. Он как-то тлел до конца 60-х годов, уже в семидесятых там практически никто не гулял.

Текст: Анастасия Кнор

Следите за нашими публикациями в Telegram на канале «Другой город» и ВКонтакте