ДЕРЗКИЙ И ХАРИЗМАТИЧНЫЙ

В студии многолюдно, но необычно тихо, вахтёр дядя Витя встречает приходящих стоя, телевизор молчит, зеркала завешаны тканью. 13 ноября не стало Сергея Викторовича Равина, основателя и директора самарской джазовой студии “Движение”.

Ученица «Движения» Татьяна Дмитриева рассказала ДГ, каким был Сергей Равин и каким он запомнится.

18 лет назад Сергей Равин пришёл с идеей создания джазового клуба в Центр внешкольного образования “Творчество”. Сначала клуб располагался на ул. Победы в подвале, но вскоре переехал на более подходящую стилю улицу Свободы. Планировку переделывали сами, вместе со студентами возводили стены, клеили обои, шили занавес.

Вся студия — это 10 кабинетов, концертный зал и коридор с культовыми диванами и чайником. Это место силы, здесь студенты и преподаватели собираются в перерывах между занятиями, делятся впечатлениями от альбомов фирмачей, засиживаются после репетиций и джемов и пьют чай. Дверь в кабинет СВ расположена как раз напротив этих диванов, часто она открыта, и, заглядывая поздороваться, обязательно ловишь: “Привет, страна! Чё такие грустные-печальные?”

В студию можно поступить в любом возрасте и с любым уровнем игры. Формальные ограничения диктует ЦВО, но когда мы встречали в стенах клуба людей далеко за 30, то понимали, что для музыки здесь пределов нет. Занятия проходят по вечерам и в выходные, их легко совмещать с работой или учёбой.  

Предметы — сольфеджио, гармония, импровизация. Но самый притягательный — ансамбль. Здесь можно применить в деле всё, чему научился, пусть это всего три джазовых аккорда и несколько нот для импровизации. Главное — не бояться.

Поиграть перед зрителем можно каждую последнюю субботу месяца, когда проходят джемы, и возможность импровизировать на сцене предоставляется любому студенту. Равин записывает на видео каждый джем. Камера стоит в проходе, и опытный зритель знает, что мимо неё ходить нельзя, поэтому смиренно наклоняется и пробирается к месту на корточках, чтобы не получить за испорченную картинку. Записи джемов лежат на клубном сервере, смотреть можно с компьютера в любом кабинете.

В начале обучения с СВ пересекаешься редко. Но потом начинаются фестивали. Обычно он возит ансамбли на своей машине, а потому любит маленькие составы. Ульяновск, Уфа, Казань, Дзержинск… Самое “неудобное” место — рядом с водителем. Если сзади можно спать, слушать свою музыку в наушниках, молча смотреть в окно, то человек впереди обязан разговаривать с Равиным, чтобы тот не заснул от монотонной дороги и не заскучал. И это непросто. Равин любит шутить, но редко смеётся над чужими шутками, у него своё мнение и свои темы для разговоров, он никогда не встаёт на позицию собеседника, его реакцию порой сложно предсказать. Так, один из наших музыкальных споров в машине закончился 20-минутным прослушиваем Лепса на максимальной громкости. Поэтому мы садились вперёд по очереди.    

В каждом городе Равина встречали друзья, много старых друзей из джазовой тусовки. Он селил нас в общаге местного музучилища, знакомил с музыкантами. Появлялся лишь на выступлении, занимая привычное место за камерой, а иногда и за столом жюри. С фестивалей мы всегда возвращались с грамотами, эти волшебные листы поглощал ЦВО, отчитывался за успешную работу студии и оставлял Равина в покое.  

Равин мастерски общался с чиновниками и представителями любых органов. Студенты “Движения” часто играли на мероприятиях Минобра — приезд депутатов, конференция, открытие школы после ремонта и тому подобное. Он называл это кровь — когда играешь бесплатно. Равина просили “закрыть” музыкальную часть и всегда ему доверяли. На таких светских собраниях СВ сильно выделялся, в футболке ульяновского фестиваля VarlamovJazz он бодро приветствовал своих начальников: “Здарова!”, а дам непременно обнимал.

В студию часто приезжала полиция. Её вызывали соседи, когда мы заигрывались после разрешённых 8 вечера. Полицию обычно вызывали новые жители, ещё незнакомые с Равиным.

— Что шумите?

— Мы не шумим, у нас концерт.

— Почему вы в жилом доме проводите концерты?

— Это вопрос не ко мне, а к Министерству образования, какое они нам здание дали, в таком и сидим. Давайте позвоним министру?!

Полицейские понимали своё бессилие, вздыхали и уезжали ни с чем. А Равин бросал старой соседке, вышедшей на шум вместе с новой:

— Валь, а ты что? Ты 15 лет здесь живёшь, мы с тобой 15 лет воюем, всё обговорили тысячу раз!

Харизма Равина привлекала к нему женщин. Зрелый мужчина с вредными привычками, живущий на кардиостимуляторе в бешеном рабочем режиме, магнитом притягивал к себе слабый пол. Возвышенные учителя музыкальных школ таяли при виде нашего дерзкого и самоуверенного директора. Мы невольно становились наблюдателями перипетий его личной жизни.

Равин мог пропасть на две недели, обычно это случалось в конце зимы, но мы знали, что это не командировка и не отпуск. Сидя в коридоре и попивая чай между репетициями, можно было наблюдать, как медленно открывалась дверь его кабинета, он выходил взъерошенный, варил пельмени в чайнике и возвращался в свою берлогу.

Иногда он срывался и говорил вахтёру дяде Вите:

— Не могу больше, иди директором!

— Я могу, — уверенно говорил дядя Витя, — но у тебя лучше получается, я-то всю жизнь водителем работал.

Тогда он обращался к проходящему мимо преподавателю ударных:

— Олегович, будешь директором?

Потом Равина отпускало, и он снова собирал наши зачётки, кричал, чтобы мы сдавали “хреновы взносы”, составлял расписание, искал педагогов, создавал для них достойные условия, находил деньги, чтобы покупать самое лучшее музыкальное оборудование для концертного зала и профессиональные инструменты в каждый класс, вёл саксофон и общее фортепиано, играл на басу в ансамбле первокурсников, придумывал аранжировки, обновлял сайт, гонял на фестивали, позволял по три года учиться на одном курсе и просто играть музыку, как умеем.

Под конец прощания с СВ в зале зазвучал джаз. Антон Равин, сын Сергея Викторовича, проговорил: “Вот это красиво, самое противное — гнетущая тишина”. Среди тех, кто пришёл проститься, много выпускников студии, известных в городе музыкантов, композиторов, преподавателей музыки. Но ещё больше было тех, кто прийти не смог, — джазовых музыкантов из самых разных городов России и мира. Все они когда-то пришли в “Движение” и впустили в сердце музыку, чтобы никогда уже не выпускать.

Фотографии из архива студии «Движение»