А потом пройдут года, и, Вами брошенный,

Постаревший, жалкий и смешной,

Никому уже не нужный и изношенный,

Я, как прежде возвращусь к себе домой.

И скажу с улыбкой жалкой и измученной:

«Здравствуй, чиженька, единственный ты мой!

Ничего, что я усталый и замученный,

Одинокий, позабытый и больной…

А.Вертинский

Осень настолько завладела всем моим существом, что даже «горн» издателя, возвестивший тему «единства», не поднял во мне священный трепет, мечты о XVII веке и страсти по толерантности. Я – в грусти. Вчера, беседуя с изысканным денди – бюрократом, услышала из его уст: «она, пожалуй, графоманка…». И я, пожалуй, графоманка. Только это заставляет меня включиться в тему «единства», когда на душе – раздор. А так недавно я пребывала в эйфории от своей вышедшей монографии, в которую вложила всю пылкую натуру, научный энтузиазм и эстетический гедонизм. Не успела я уверовать в свой гений, как позвонил мой талантливый бывший однокурсник и возвестил, что в субботу – встреча нашего курса. Не было бы моих однокурсников – я не пылала бы уже в течение 26 лет пролонгированной страстью к истфаку. Не было бы моих однокурсников – не было бы моего студенческого брака. Не было бы моих однокурсников — у меня не сформировался бы мучающий на протяжении всей жизни образ идеального мужчины: самый интеллектуальный. Не было бы моих однокурсников – не было бы меня с моей книгой…

…В конце 80-х годов прошлого века истфак Университета ещё гремел славой, ещё провоцировал своими высокими конкурсами, ещё еле сдерживал снобизм от скрываемого превосходства над прочими гуманитариями и ещё представлял собой достаточно разновозрастную аудиторию студентов. Одни, как я, попадали на истфак совершенно юными, из обычных школ, с минимальными знаниями по предмету. Другие – шли на истфак сознательно, после философских факультетов МГУ, после кулинарных техникумов, после рабфаков, после обучения на физике или филфаке. Безумно талантливые! Восхитительно интеллектуальные! И за все пять лет учёбы в единстве с этими взрослыми, умными мальчиками – у меня выработался устойчивый страх публично при них изрекать какую-нибудь мысль. Они будут к тебе очень бережно и тепло относиться, говорить комплименты – но никогда эти комплименты не будут адресованы твоим интеллектуальным способностям. Только один из всех этих моих истфаковских небожителей, создавших то ментальное единство факультета, за которое я уже столько лет изо всех сил держусь, чтобы только с ним не расстаться – остался в профессии. Остальные растворились в бизнесе, политике, нищете и неприкаянности. Но, как ни странно, именно благодаря оставленному ими единству историков, я могла каждый новый год уверенно выходить с лекциями перед очередным первым курсом. И вот объявлена встреча. Ужасно боюсь на неё идти, так как, несмотря на всё наше единство, они точно скажут мне что-нибудь такое в отношении моих интеллектуальных способностей, что я ещё долго буду собирать свою самость в единство. Годы проходят. Наши комплексы живут с нами, устроившись рядышком поудобнее. А мой коллективный друг, мой коллективный провокатор, моя коллективная любовь, мой курс – всё так же со мной, всё также в единстве…

PS А эпиграф? Такими я наших мальчиков рассчитываю увидеть на встрече!