Есть люди среди нас, которых чем больше знаешь, тем больше удивляешься. Вот, например, Алексей Тилли. Уникальное сочетание вкуса, таланта и трудоспособности. Сам он из аристократического немецкого рода, занимался журналистикой и преподаванием в универе, долго работал в Министерстве культуры, не переставая при этом играть рок-музыку одновременно в трёх группах, сочинять стихи и пробовать себя в качестве диджея. Теперь Алексей ещё и поп-звезда. Почти год назад он стал гитаристом модной группы VLNY, с которой объездил уже полстраны. А ещё Алекс большой модник. Но прежде всего гитарист, чей статус в тусовке приближается к культовому.

— Алекс, ты играешь с “Волнами” липкую поп-музыку, в Polly Wants — такой самарский дрим-поп, для себя — какой-то мрачняк в стиле darkside, но сам ты все равно хочешь быть похожим на Кевина Шилдса, верно?

—  Да! (смеётся)

— То есть это не изменилось?!

— Какие-то вещи не меняются. Но так-то, музыкант я далеко не самый техничный. Здесь можно говорить о даже более молодых коллегах, которые имеют возможность часами оттачивать технику. Просто мне хочется думать, что мне удалось создать собственное узнаваемое звучание. Я использую чистый гитарный сигнал с мощной реверберацией. И, честно говоря, нет никакой разницы между тем, как я играю в своих сольных проектах, как я играю в “Волнах” и как я играю в Polly Wants.

— Ну а в диджейство ты зачем пошел?

— Очень люблю актуальную электронику. Могу целыми днями отслеживать релизы на лейблах, слушать dj сеты на boiler room. К тому же всегда было интересно, как народ будет реагировать на те треки, которые я слушаю в наушниках.

— Эгостически-просветительская задача?!

— Да, абсолютно верно!

— Слушай, вот сейчас поэзия всякая в моде, а ведь было время, когда ты тоже выступал и читал стихи. А сейчас ты стихи не пишешь?

— Почему? Пишу.

— А что же не выступаешь?! Но у тебя ведь стихи сложные и очень вкус непростой. Тебе ведь больше всего Йетс нравится? А, нет, Йетс Моррисси нравится.

— Очень люблю американских авторов. В одно время, пока язык не забыл, даже пытался переводить. Каммингс, Симмик нравятся. Ряд столичных поэтов, которые публиковались на литературном сайте «Вавилон» и в журнале «Воздух». Но больше всего хочется в прозе себя попробовать.

— А как это у тебя внутри соотносится? Такая изысканная литературность и поп-музыкальность?

— Мне кажется, что это самое интересное в творчестве — соединение осмысленных текстов на неродном языке и задумчивой музыки, чтобы человек с трудом доходил до смысла сам. Чтобы даже не носитель языка попытался переводить и на выходе получал несколько пластов восприятия.

— Получается, что тебе больше понравится, если человек будет по отдельным словам пытаться догадываться о смысле во всех этих грустных песнях про блу отел, олл элон зе хайвей. И ему этого отела и хайвэя будет достаточно для фантазии?

— Наверное, да. Мне интереснее создать не то чтобы состояние, когда человек слушает песню, а набросок впечатления от чего-либо. Здесь такой импрессионистский подход. И, может быть, композиция будет длиться двадцать секунд, но из двух таких хороших, глубоких аккордов, что человек послушает и…

— Офигеет.

— Возможно. Мы вот тут пробовали делать мои вещи, и петь у меня не очень получается, но зато хорошо получается такая мелодекламация. В духе… вокалиста Red House Painters. Как же фамилия его?

— Марк Козелек.

— Точно. Вот у него последние два альбома мелодекламаций, и он мне ближе всего. И по музыке, и по восприятию. Мне и стихи его очень нравятся.

— Ну, он уж очень пессимистичный. Это же один из главных певцов всей этой “грустной волны”.

— Я сейчас как раз сольником занимаюсь, и он будет весь такой.

— Слоукоровый?

— Да.

— Класс-класс. Я старый поклонник Low и очень рад. Это то, что нам нужно сейчас. Все как раз про это забыли. И тут ты такой! Но я слушал Low “The Things We Lost in Fire” почти 15 лет назад. Эпоха прошла. И очень приятно, что все это уныние тоже прошло испытание временем.

— Да. Но с другой стороны непонятно, что делать с презентацией такой музыки, потому что я слабо себе представляю её слушателей.

— А мне кажется, не надо с этим заморачиваться совсем. Можно провести что-то совсем камерное, человек на 30, в том же «Бридже». Это будет круто. Мне кажется, что во всей этой движухе должен быть следующий этап, что группы играют что-то необычное и каждый вечер. Не каверы, не рокендролл, а какую-то авторскую музыку. Ты готов играть перед пустым залом четыре дня в неделю?!

— Да, конечно. Это очень классно!

— Скучно же станет?!

— Да нет, наоборот. Вот мы с ребятами недавно катались, и действительно, если много дней подряд идут концерты, когда ты прилетаешь в Самару, начинаешь очень жестко обламываться. Потому что понимаешь, что вечером не будет концерта.

— Слушай, а это же первый раз в твоей карьере, когда поклонницы — девочки?!

— Да! И это другая публика совсем.

— Ну и как? Расскажи в чем разница.

— У нас в одном из городов был концерт, на котором мы играли самую грустную песню, и сначала девочки начали плакать в первом ряду, а потом у нас вокалист заплакал. (смеётся) Это было очень неожиданно, на самом деле. Пришлось концерт останавливать, Дима уходил в гримёрку… Понимаешь, когда идёт какая-то душещипательная композиция и параллельно ты слышишь, как звучит некий женский хор… Зал, который, конечно, знает наизусть все песни, и вокалист вообще может не петь. Самое непонятное для меня лично, что в какой город ни приедешь, сколько бы людей ни пришло — весь зал наизусть знает тексты. Это очень круто.

— У тебя уникальная позиция. Ты хорошо знаком с нашей массовой культурой и даже производишь ее, занимался культурой высоколобой, преподавал, и при этом много времени провёл в культуре официальной. То есть знаешь все эти компоненты изнутри. Как ты думаешь, может ли произойти у нас какой-то массово-культурный прорыв или всё равно наш уровень — антрепризы, концерты на площади и “Рок над Волгой”?

— Не-не-не. “Рок над Волгой” само по себе было явление очень интересное. Мне кажется или на самом деле, что-то по концепции из Rock-en-Seine все-таки взяли?

 — Ну, да, наверное. Я был на первом, когда Massive Attack, Бэк и Пи Джей Харви выступали. И это тоже был однодневный фестиваль с разномастными звездами. Но сейчас там по-другому всё. Давай лучше к общей культуре вернёмся.

— Мне кажется, здесь единственная тема, которая… Я не говорю, что с мертвой точки сдвинется, все развивается, как развивается. Но мне кажется, просто не надо ничего бояться!

— Кому, чиновникам? Да как им не бояться? Там же всякие проверочные органы, бюрократия, ты же сам все знаешь лучше меня! Или ты считаешь, что эти страхи ничем не обоснованы?

— Ну, я бы не стал так говорить: обоснованы они или нет. Но в других регионах есть опыт реализации достаточно смелых проектов и вроде никаких волнений или возбуждения по этому поводу нет. Питер, Казань, Пермь, Екатеринбург, Нижний — все очень бодро развивается и никакой зашоренности нет. Естественно, я не говорю про столицу.  Но я надеюсь, что с новым руководством и у нас все будет веселее. Как-то так.

Интервью: Илья Сульдин, фото: Александр Бердин-Лазурский и из архива Тилли