R.I.P. Рок-музыканты на фоне 90-х

«От человека в мире, в ткани мира, остается пустое место вроде пустот в помпейском пепле. Это пустое место сохраняет некоторые эмоции, чаще всего печаль. Когда его заполняют воспоминаниями, ему приятно. Вообще говоря… мир сам по себе такая вещь, которая осталась от множества умерших людей. Люди только и делают, что умирают, это их не то чтобы основное, но самое результативное занятие. Все остальное чаще всего не получается. Не следует придавать видимому миру такое уж большое значение, потому что он и есть вещь, оставшаяся от умерших, отсюда его общая печаль, печальность; именно поэтому печаль и есть тот эфир, который все тут связывает».
Дмитрий Быков

Ну, что тут можно добавить? – Только одно: этому материалу очень не хватает ваших воспоминаний. Если следовать логике Быкова, то, чем больше воспоминаний, тем приятнее тому, кто их у вас вызвал. Поэтому, если вам есть, что вспомнить, то самое время: в жизни всегда есть место комменту.

Текст: Станислав Фурман

Иван «Ван» Гаврилов

С Иваном «Ваном» Гавриловым я познакомился именно в тот момент, когда он раздумывал, куда ему податься – в Самару или в Тольятти. И это было очень символично: дальше жизнь Вана так и пошла – неделю тут, неделю – там.

Мы с Мишей Шнайдерманом (человеком удивительной судьбы, о котором при случае следует написать отдельно) оказались в это время в этом месте только потому, что рейс, на который мы провожали знакомую тусовщицу из Нижнего, очень сильно задержали.

Выйдя на парковочную площадь аэропорта, представлявшую собой асфальтовый пустырь, единственным постоянным посетителем которого был шквальный ветер, мы обнаружили там одиноко сидящего на корточках человека в берцах, драных джинсах и сером демисезонном пальто. По всем приметам чувак был явно свой… Слово за слово, Ваня (так он представился), оказался действительно свой. И, поскольку ему было абсолютно все равно, в какой из наших городов ехать, мы втроем отправились в Самару, где Ваню можно было гарантированно вписать хотя бы на одну ночь. А в аэропорту он оказался только потому, что его на трассе М5 подобрал маршрутный автобус, который туда направлялся.

Сам же Ваня ехал из мест заключения, куда загремел на два года за стакан травы. Так он мне рассказывал. По приезде в Самару Ваня мгновенно растворился в многочисленной и разношерстной самарской тусовке и тут же воспарил над ней, оказавшись самым авторитетным панком в городе по имени Ван.

Он был изумительно эрудированным человеком: начитанным, наслушанным (было тогда такое отглагольное прилагательное), прекрасно знающим кино… Нет ничего удивительного в том, что группа, в которой он сыграл одну из главных ролей, хоть и прожила совсем недолго, оставила заметный след в памяти у всех, кому повезло оказаться на ее выступлении.

Первая половина 90-х. Когда все кругом выгладит так, как будто «Birthday party» играет песни «Гражданской обороны», и вся эта музыка тут же воплощается в жизнь, такая группа, как «Мертвые парижские куртизанки коммуникации 69», просто не может не возникнуть.

Рассказывает Татьяна «Феня» Левакова:
Впервые я услышала про него от Мишки Шнайдермана. Встретил, говорит, в Тольятти Ваню, хиппи, он такой светлый, описал его шелковистые длинные волосы ниже плеч, лучезарную улыбку… Через год на ул. Ленинградской подходит ко мне панк с ирокезом, представляется Ваном и в достаточно грубой форме "просит" подсказать, как добраться до ул. Черемшанской. Форма обращения располагала к не менее грубому отказу, но прищуренные глаза и лучезарная улыбка предрешили ответ - я поехала с ним (было по пути к дому). Однако домой не попала: когда доехали до остановки, выяснилось, что нужно в частном секторе найти некий дом. После часового поиска нашли и, конечно же, всю ночь слушали музыку. У него была фирменная пластинка Сида Вишеса, и на время своих частых отлучек (часто ездил стопом по стране) - это была единственная вещь, которую он боялся потерять. За отсутствием сейфа, пласт прятался в диван. Однажды мы бурно праздновали его возвращение большой толпой и к утру все повалились спать на диван. Диван не выдержал веса и сломался. Диска не стало.

Легендой стал его собственный сленг, долгое время после его смерти был в ходу у тусовки: «абснусношенс», «абджоджа» , «у кого какой какой угадай». Последний раз видела его за день до смерти - на Гавриловой поляне на даче у Пуха. Гуляли вдоль Волги. Повернулся, улыбнулся своей улыбкой - только тут поняла, что человек, про которого рассказывал Мишка - стоит передо мной)

Максим Котомцев

К появлению на свет проекта «Мертвые парижские куртизанки коммуникации 69» приложили руку многие. В частности, одним из инициаторов его возникновения стал Максим Котомцев. Этот тольяттинский музыкант был известен в Самаре преимущественно как «Макс из Хуго-Уго». Он ушел в августе 2007-го на 38-м году жизни.

Песни «Хуго-Уго» есть в открытом доступе на огромном количестве интернет-ресурсов, история группы детально зафиксирована в «Википедии» и не только…

Даже бессмысленно выкладывать ссылки - достаточно набрать в любом из поисковиков «Хуго-Уго» - и пожалуйста.

Впервые я услышал «Хуго-Уго» на фестивале «Самый Плохой - 91». Услышал и не поверил своим ушам: абсолютно английский саунд! Да что там саунд, весь концепт – просто Манчестер начала 80-х, да еще и с по-русски пронзительными текстами.

А в том же самом номере газеты «Молодежная волна», который был процитирован выше, все тот же Марк Белый посвятил группе «Хуго-Уго» следующие слова:

"Хуго-Уго" (Тольятти).
Подобную музыку на самарской рок-сцене следовало ожидать. Уже около двух лет меломанские умы прочно завоевала летальная тень Яна Куртиса (Jоу Division). Почти снятый в один J. D. не был в то же время прямым эпигонством, и если группа не захочет заново переписать на русском языке "Unknown Pleasure" и "Closer" (что впрочем им ещё не под силу), а вспомнит, что на дворе 91 год, то их ожидает удачное будущее.

Несколько слов о вокале. На мрачный атмосферный стиль положен панковский вокал, который звучит противоестественно (в данном контексте), и вредит всей концепции "Doom Rock"(a).

Главное открытие фестиваля состоялось здесь же в "Хуго-Уго". Это две песни с вокалисткой Аллой Сорокиной (семидесятью процентами лауреатства группа обязана ей). Для Самары её пение, её интонации - это вперёдсмотрящие 90-е годы.

Может и не только для Самары, хотя Борзыкин и утверждал, что в Питере таких девочек много, и даже сравнил её с Настей и с Инной Желанной. Правда, у меня больше напрашивается сравнение с вокальной подачей Элизабет Фразер (Cocteau Twins). Вполне можно допустить мысль, что мы все ошибаемся насчёт сравнений и прогнозов, или же наоборот, своя доля истины есть в обоих случаях.

Может быть, отказавшись от своего сырого мужского вокала, и обратив внимание именно на Сорокину, "Хуго-Уго" приобретёт более стабильное статус кво.

"Хуго-Уго" открывали фестиваль, и все первые недоработки с аппаратом приняли на себя, причём неполадки явные: пропадал звук, постоянный фон микрофона и т. д. Что ещё больше подчёркивает их удачу.

Итак: Первый хит фестиваля. Группа "Хуго-Уго" и Алла Сорокина - "Мокрые глаза, мокрое лицо" (по словам припева). Вторая песня не менее удачна, но более сырая и не отработанная.

"Большая красная кукла Лена", подвешенная за руки и за ноги перед входом в фойе Дома молодёжи, срочно была переориентирована на приз и была вручена Сорокиной. Точный формулировки я не понял, но для себя решил так: "Единственной звёздочке фестиваля".

Константин «Лысый» Куренков

К сожалению, ни одной фотокарточки Кости Куренкова найти не удалось. Если у кого-то найдется, не стесняйтесь выложить.

Группа «Три толстяка» тоже существовала недолго, примерно год, с 92-го по 93-й. И ее бас-гитарист, Костя Куренков, также, как Ван и Макс, оказался потом в проекте «Мертвые парижские куртизанки коммуникации 69». К сожалению, для него, как и для Вана, этот проект стал последним.

Костю величали не только «Лысый», но и «Жако». Погоняло закрепилось за ним после концерта в СамГУ, где он, отчаянно слэпуя, подобно великому Жако Пасториусу, разбил палец о струны так, что и гриф, и корпус баса, и майка самого Кости покрылись кровавыми пятнами.

Вспоминает Влад Яковлев, гитарист и вокалист группы «Три толстяка»:
Мы слушали все подряд: The Who, Jesus and Marry Jane, Alan Vega, Бифхарт, Sonic Youth, ранний флойд, Birthday Party, Stooges, Pistols… Похоже, что эту кашу можно разделить на два основных типа: от чего нас перло, т.е. драйв без оглядки, типа Who, Iggy и прочих панков и всякие психоделические-шумовые замесы…

Репетировали сперва дома вдвоем, потом Ромка из Гавроша присоединился. Дали несколько концертов, запись даже делали… Потом я уехал в 1993 в Амстердам, на этом в общем-то все и закрылось.

«Брать все и сейчас, не откладывать на потом» - примерно такое у Кости было жизненное кредо. Мы с ним как-то 10 пачек «Примы» поменяли на рынке на пачку «Магны», мотив был такой: кайфануть сейчас, а дальше разберемся.»

Максим «Кошмар» Шагаров

Однажды мне довелось услышать такую фразу: «Кошмар был настоящим Гамлетом, может быть, даже последним Гамлетом»… Гамлет – это тот, кто всё кругом разрушил, потому, что всё кругом было фальшивкой… Да. Я уверен, что, окажись Максим Шагаров принцем датским, он решил бы гамлетовский вопрос точно так же, как шекспировский герой.

Рассказывает Вадим «Джой» Быстров:
С Кошмаром познакомились году в 92-93м, не помню точно...

У него была группа "Фактически Всё", эти ребята были хорошо прикинуты, музыкально вполне продвинуты и неплохо упакованы аппаратом.

Репетировали во Дворце Кирова...в общем довольно круто для панков с Безымянки)

Сам Кошмар обладал достаточно сильным "даром убеждения": умел уболтать, например, директрису Дома культуры на предмет концерта без предоплаты, начальника типографии - на тираж афиш (опять же бесплатно), охранников, поймавших его в супермаркете), милицию в отделении, сектантов на воскресном богослужении, гопников во дворе, пьяных новых русских, сорящих деньгами, и всех, всех, всех…

Не думаю, что Максим хоть раз в жизни оплатил проезд в транспорте)

В ответ на вопрос "Ваш билет?" обычно устраивалось целое шоу, не глумливо-злобное, а так... троллил и дурачился на публику, приставал с вопросами в духе "а Вы сами, часто питаетесь слониками?"

Мне кажется, для него сцена и жизнь были одно и то же. Просто так находиться в обществе, спокойно, ничего при этом не откалывая, он не мог. 100% времени играл на публику. Учился он в училище культуры по специальности что-то типа "дирижёр народного хора". Его там довольно долго терпели, в результате всё же отчислили... Вот этот его характерный "народный надрыв" в голосе как раз из училища))

Смутить или обескуражить чувака было практически нереально. Никому. И в выкрутасах своих он никогда не повторялся.



Случай №1

Кошмар (сидя в гостях у Ромы Пырина, контрабасиста "Ну, погоди!") берёт механическую машинку для стрижки и между делом выбривает себе наголо волосы со лба. Полголовы выбривает. Причёска получается, как у Ленина. Фломастером на лбу рисует себе что-то вроде Звезды Давида, и предлагает всем присутствующим отправиться с ним в ДК "Современник", где в тот момент проходит "Студвесна". "Я щас договорюсь и устрою там весёлое выступление" (и всё это - в относительно трезвом состоянии!)

В результате он отправляется туда с небольшой "группой поддержки", пробирается на сцену, несёт в микрофон оочень смешную ахинею, поёт акапелла на псевдо-английском, голосом изображая Кобейна. Зал - в восторге, организаторы - в шоке, Максим в компании незнакомых подвыпивших студентиков отправляется праздновать дальше.



Случай №2

1994 год кажется... Площадь Куйбышева, фестиваль "Битлз-навсегда", довольно большое скопление народа. На сцене появляется гр. "Ну, Погоди!" За барабанами - наш Герой.

Лупит изо всех сил, орёт в микрофон экспромты типа:
"А Самара - город - дыра!
Самара - город - говно!
Ты и я - знаем это давно!"

Происходящее снимается местным ТВ. Зрители - счастливы!))

В итоге, после непродолжительного выступления, артистов торжественно снимает со сцены милиция и увозит на бобике в Ленинское РОВД.

Ну и несколько фактов:
Кошмар два раза лежал в дурдоме, первый раз - кося от армии, второй, судя по всему - избегая уголовной ответственности за магазинную кражу.

У Кошмара всегда были очень приличные девушки.

Кошмар очень много записывался, практически ежедневно, кустарно на бытовую технику.

Кошмар самостоятельно обклеил весь центр города цветными афишами формата A2, рекламирующими его концерт и новую программу "Мастурбационные похождения Геракла". Концерт не состоялся, а в типографию приходила разбираться милиция.

Кошмар умер от паралича сердца, вызванного инъекцией неизвестного вещества, которое он украл, приняв за наркотик, и ввёл себе.
Произошло это в психушке на Нагорной.

Сергей «Буля» Булгаков

Сергея «Булю» Булгакова и группу «Шиза» в 90-е знали все. Да и сейчас помнят очень многие. Он был любимцем публики и щедро отвечал ей взаимностью. Лично я очень хорошо помню два эпизода, связанные с выступлениями «Шизы». Первый: концерт в «МС-клубе», где около сцены сидело барышень пятнадцать-двадцать, и, когда Сергей запел какую-то балладу (эх, жаль, не помню, какую, возможно, на стихи Есенина), все эти барышни синхронно зарыдали.
Второй: концерт в конференц-зале Политехнического института. Сначала зал поет хором вместе с «Шизой» хит «Рабочие ботинки», а потом выносит Булю со сцены на руках.

Вспоминает Владимир «Хатхи»:
Мы с Сережей жили в одной коммуналке в соседних комнатах. Можно сказать, что первые годы своей взрослой жизни мы прожили вместе, как братья. Нас, кстати, часто братьями называли, а мы и не отнекивались.

Правда, последние лет 10 его жизни (Сергея не стало в 2000-м), мы несколько разошлись во взглядах на жизнь и музыку… И виделись год от году все реже и реже… Но начинали мы вместе. Сережа формировался как музыкант буквально на моих глазах.

Когда мне было 14 лет, я пытался сочинять песни, а попытки записывал на кассету. Однажды поставил записи Сергею. Ему понравилось. У меня было начальное музыкальное образование, я знал нотную грамоту, мог записать партию. Сергей был, можно сказать, самоучкой: какое-то время ходил в школьный гитарный кружок, где узнал самые азы – строй, несколько аккордов, а потом стал заниматься сам. Подбирал что-то, пытался «снимать» партии гитаристов русского рока. Он видел себя тогда именно гитаристом и петь еще не пробовал. В общем, вскоре получилось что-то вроде группы: Лукич (Дмитрий Лукин) на басе, я – гитара, вокал, Буля – соло-гитара. У меня в школьном дневнике даже запись сохранилась: «8 октября 1987 г. организована группа АЗК». Название несколько раз менялось и вскоре закрепилось. Мы стали называться «Вода».

В 90-м Сергей сам начал писать песни и собрал команду «Шиза». Разумеется, мы оставались в очень теплых отношениях. Я тогда нередко организовывал концерты, на которых «Вода» играла вместе с «Шизой», «Вивисектором» и другими.

Сережа был очень откровенным, искренним автором: его тексты часто отражали сугубо личные переживания. Между прочим, далеко не всякий способен перешагнуть этот барьер, выйти к публике без маски, без образа, без некоторой отстраненности… У его лирического героя не было фиги в кармане, поэтому люди сразу проникались к нему доверием.



Кроме того, Сережа был, несомненно, носителем парадоксального для конца 80-х культурного кода: в нем с первого взгляда читался и парень с городской периферии, и антипод подъездной гопоты. Я думаю, что именно этот парадокс задал основной вектор развитию его творческого пути. Более того, мне кажется, что творчество Сергея – это очень удачная попытка создания альтернативы фуражскому гундению: близкая проблематика при кардинально иной поэтике, положенная на принципиально другую, роковую, музыку… Его песни поднимали планку эстетического развития молодежи городских окраин на качественно новый уровень. При этом он, конечно, тоже развивался как автор, искал новые формы, набирался опыта и знаний, слушал, читал, смотрел кино…

Он не дожил даже до тридцати. Лично мое мнение: роковую роль в его судьбе сыграла среда, в которой он оказался в последние годы жизни, тесно связанная с алкоголем и наркотиками. Однако в его случае это не было пресловутое «живи быстро, умри молодым», - Сергей любил жизнь, обожал дочку… И в песнях его не было ничего суицидального. В них могли быть и печаль, и боль, но только не отчаяние.

Буля мечтал вырваться за пределы провинции. Есть немало очень неплохих команд, которые отлично и плодотворно работают на родине. Но «Шизе» для того, чтобы состояться, нужен был совершенно иной масштаб. Они были плоть от плоти Самара, голос провинции, голос большинства и именно этим своим качеством способны были завоевать публику страны. Если бы у них был шанс, я думаю, судьба Сережи сложилась бы совершенно иначе. Не получилось. А для него просто не существовало альтернатив. Он себя никем, кроме профессионального рокера, никогда не видел. И без гитары его себе представить было невозможно. Подрабатывать, конечно, приходилось, причем везде, от стройки до телевидения, но Сергей всегда себя ощущал рок-звездой, ретранслировал это в песнях, в поведении, в образе жизни, во всем… Да, он был противоречивым человеком. Мне кажется, герои рок-н-ролла другими и не бывают.


М.Сигалов, В.«Хатхи», С.Булгаков

Денис «Дёник» Смирнов

С каждым музыкантом, упомянутом в этом материале, я был знаком лично. С кем-то более или менее близко, с кем-то – шапочно, с Максом из «Хуго-уго» просто пару раз молча курили сигареты у входа в «Гамак»…

Денис «Дёник» Смирнов – совсем другое дело. Мы были друзьями около двадцати лет. А играли вместе в общей сложности лет пятнадцать. Мы знакомились несколько раз. Первый – на борту теплоходика «Москва», где наши школы – 88-я и 120-я вместе проводили последний звонок. Правда, я был старше на год и на этот праздник портвейна с водкой попал случайно, но… Он был из 88-ой, с музыкальным уклоном, я – из 120-й, с английским. В общем, его знание гармонии + мой английский = те еще битлы! Второй раз мы встретились полтора года спустя, в автобусе. И снова познакомились: а как тут не познакомиться, если на весь автобус – два «хайратых», а остальные – дикое гопье с волчьими глазами. Дёник оказался барабанщиком. А нашей группе как раз требовался барабанщик. Причем от нас, наших кривых периодов, неровных размеров, удалой мелодики и буйных англоязычных текстов местные барабанщики бежали, точно от чумы. Дёник не испугался. Он вообще был бесстрашным человеком и отважным до авантюрности музыкантом.

Будучи неимоверно чутким, умным, музыкальным и техничным, Дёник находился в состоянии постоянного творческого поиска и самосовершенствования. Чем сложнее становились задачи ритм-секции, тем ему было интереснее. Поэтому в нашей группе на нем лежала добрая половина композиторских задач, а сочинение вещей нередко начиналось с баса и барабанов. Параллельно с «Бирмингемской собачьей выставкой», мы с Дёником принимали участие ещё и в рокабилльной банде «Клуб утомленных гигантов». И здесь он тоже проявлял себя как разносторонний музыкант с очень развитым воображением, сочиняя партии для саксофона, корректируя партии вокала и привнося в традиционные аранжировки «нечто совершенно иное». В результате получалась хоть в целом и рокабилльная, но довольно-таки непредсказуемая музыка.

Мне посчастливилось также играть с Дёником очень замороченный арт-рок в группе «Узел нежности», эсид-джаз в проекте «Sugarfreez» и неоднократно джемовать на роковых и джазовых тусовках. А ещё в его рок-н-ролльной биографии были «Два Льва» и ряд других реггей-пректов и, конечно, «BANDALATINA»: Дёник выступил организатором, продюсером и перкуссионистом этого коллектива. Мне кажется, он вообще был первым самарским музыкантом, специализировавшимся на кубинской, бразильской и карибской музыке так углубленно. Мы долго жили в соседних кварталах, он часто бывал у меня и каждый раз приносил просто горы дисков с аудио и видеоматериалами, посвященными сальсе, самбе, румбе. Кроме того, Дёник постоянно участвовал в джазовой жизни города, играя с местными и заезжими столпами и корифеями повсюду – от крошечных площадок в пивных до филармонии, «Дзержинки», «Пятерки», речного порта и площади Куйбышева.







При всем при этом, джазом и рок-н-роллом во всех возможных и невозможных проявлениях творческие интересы Дёника не ограничивались, он был просто нарасхват: оркестры штаба ПРИВО, МВД, ГУИН, муниципальный духовой, Филармония, Оперный театр - он играл везде, и повсюду его ждали и звали. В качестве барабанщика, концертмейстера ударных, перкуссиониста, а в ряде случаев – ксилофониста. Мне повезло пару раз побывать в филармонии на концертах, где он играл на ксилофоне. Публика аж дышать переставала – до того это было сильно!



В 93-м году Дёник, работая в Оперном, познакомился с Мстиславом Ростроповичем, который как дирижер принимал участие в премьерной постановке «Гамлета» Сергея Слонимского. После завершения спектакля, на банкете, Ростропович несколько раз выразил персональную признательность Дёнику за его игру. Прошло больше пяти лет, Дёник давно перестал сотрудничать с оркестром театра как штатный музыкант и был очень удивлен, услышав однажды в трубке голос Мстислава Леопольдовича, приглашавший его принять участие в новой постановке – «Видения Иоанна Грозного». Уж на что Дёник был человеком скромным и не хвастливым, а все ж таки не удержался, позвонил мне и говорит: «Представляешь, он меня запомнил!»

…Дёник умер мгновенно. От тромба. Не алкоголь. Не наркотики. За несколько лет до смерти он перенес инсульт. Когда мы были в морге, патологоанатом сказала: «организм у него совсем изработался»… 23 февраля этого года ему было бы 40 лет.

Татьяна «Феня» Левакова:
Мы с Дёником встречались с детства на конкурсах детских хоров, солировали оба. Когда неожиданно пересеклись в одной тусовке после школы, забрались на крышу и долго пели детский репертуар, начиная с "Крейсера Авроры" и "Беловежской пущи", заканчивая "Пиф-паф и вы - покойники....." . Соседи пришли ругаться - и остались послушать.

Алексей «Колибри» Горланов:
О Дёнике и без меня многие расскажут, такой уж это был человек. Стоило пообщаться с ним совсем немного - и казалось, что знаешь его всю жизнь. Я не помню точно, в каком году мы познакомились. Да и не представлял нас друг-другу никто специально. Просто мы оба из музыкантской тусовки, где все знают всех. Все всё время сталкиваются друг с другом на сейшнах, стенке Цоя, концертах заезжих знаменитостей и просто на улице. А когда Дёник стал играть с моими друзьями из «Бирмингем дог шоу» (которые позволяли мне поучаствовать в программе) - мы и вовсе сблизились.

Работать с Дёником было сплошным удовольствием. Помимо несомненного таланта, он обладал огромным профессионализмом, но ни разу не дал понять остальным членам команды - не столь профессиональным в плане музыкального образования - что он в чём-то их превосходит.

Я знал Дёника и студентом, и солдатом, и музыкантом филармонии, и офицером штабного оркестра. Он участвовал во множестве проектов одновременно - и один бог знает, как ему это удавалось. Внешне это выглядело легко и непринуждённо... И во все времена он оставался доступным, приятным в общении человеком. Казалось, он совершенно не гордится своими достижениями и для него одинаково ценно сыграть вместе с Растроповичем или представить новую программу «Утомлённых гигантов».

Включаясь в любой проект, Дёник не просто отбывал свой номер, - он жил этим проектом, он становился его душой. Можно набрать суперпрофессиональных музыкантов, которые безупречно отыграют программу, не ошибившись ни в чём. Но если среди них не окажется хоть одного такого, как Дёник - программа будет мёртвой. В последние годы мы не слишком часто виделись, но жила надежда - соберёмся, поиграем... Затевать новый проект без Дёника для меня лично - абсурд. Такие люди дважды в жизни не встречаются.


«Клуб утомлённых гигантов»

Анатолий «Буряга» Бурмистров

Толя Бурмистров был известен Самаре 90-х прежде всего по группе «Вокзал» - он играл в ней на гитаре и пел. Правда, не в качестве фронтмена. Фронтменом у них был, конечно, Марк Ременюк, неистовый соло-гитарист и вокалист. Сразу вспоминается их сет на «Самом Плохом» то ли 90-го, то ли 91-го года: ритм-секция работает так, что кажется, будто зал, да что там зал, вся Земля раскачивается в такт, электрогитара Марика хохочет, плачет, кричит, поёт где-то на орбите, а Толина акустичка становится всеми слоями атмосферы этой музыки, её дыханием, её душой…

«Вокзал» вообще были ребята удивительные. Один только их автомобиль чего только стоил! Это был какой-то антикварный аппарат, годов, наверное 30-х или 40-х. Может трофейный «Форд», может партийная «Эмка», но больше всего эта штука напоминала «Антилопу Гну». Мне посчастливилось пару раз видеть, как группа приезжала на ней на концерт. О, это была та ещё сцена!
На площадку перед ДК «4-го ГПЗ» въезжает что-то вроде этого:

...двери распахиваются. Из машины выходят хайратые перцы в тёмных очках с чёрными кофрами. Двери с лязгом захлопываются. Чёрные кофры, шляпы, очки и плащи проходят сквозь онемевшую тусовку и растворяются за стеклянной дверью ДК…

Группа «Вокзал» прекратила своё существование в конце 90-х. А почему - не знаю.

Толя стал играть один. Блюз, кантри, баллады…

Однажды в «Бумажной луне» я слушал, как играет Толя. Он сидел напротив зрителей с гитарой. Неторопливый блюз пыхтел на пароходике по Миссисипи, вечный орёл парил над краем каньона и смотрел, как невольники строят железную дорогу, а один из них с тоски и отчаяния разбегается и прыгает в каньон, и чёрные фигурки на минуту замирают, но жизнь чёрного ничего не стоит, белые стреляют в воздух, и чёрные снова принимаются за работу, и орёл снова парит в облаках…
Это была настоящая американская музыка. И Толя умел её играть.

Рассказывает Глеб Юшков:
Мы с Толей были из одной тусовки, поэтому как-то даже не знакомились, просто знали друг-друга, и всё. В середине 00-х на Полевом спуске было кафе Коль Колича, в котором чуть не каждый вечер джемовали музыканты – джазмены, блюзмены… И Толя был там очень авторитетной фигурой. Я только начинал тогда осваивать губную гармонику, а Толя случайно оказался свидетелем одного из моих первых опытов, и говорит: «Бросай-ка ты, Глеб, играть на кухне. Приходи ко мне, разберём пару-тройку гармоний, прикинешь, что к чему…» - я пришёл, конечно. Ну, и начали разбираться… Через полгода у меня было уже пять гармоник, и мы вместе играли в «Дакоте», «Ностальжи», «Русской охоте», «Старой квартире» - блюзы, буги, баллады… Толя был очень опытным и разносторонним музыкантом, с ним было очень здорово джемовать – он понимал с ползвука и легко поддерживал диалог.

Толя был моим другом и учителем. Причём преподавал он очень деликатно, так, что я только гораздо позже осознал, насколько важным для меня было его влияние. Он вообще был очень мирным и тактичным человеком.

Воспоминания Юрия Пермякова:
Впервые я увидел Анатолия на сцене году эдак в 1988 или 89-м, в городском Доме молодежи Саша Астров организовал очередной рок-фестиваль. Он был с гитарой в составе "Вокзала". Помню, меня тогда удивило наличие бэк-вокала, которым обычно самарские группы пренебрегают. Но познакомиться поближе удалось много позже, о чем сожалею. Мы с ним разговаривали. Я иногда приходил к нему домой или в "Старую квартиру", где он играл с Глебом.

Анатолий – был интересным и тактичным собеседником. Меня восхищало в этом человеке умение говорить о музыке, разговоры о которой даже среди музыкантов обычно представляют собой не более чем обмен мнениями, попеременный монолог оценок. Есть высокая теория классической музыки, но науки о рок-музыке, которая творится в группе, не создано. Анатолий же имел большой опыт сотрудничества с разными музыкантами, был наблюдателен и охотно делился своими соображениями о природе музыкального драйва. Он мог оценить внутреннюю логику музыкальной вещи и не обольщался на отдельные эффекты, понимая, что музыкант "хочет блеснуть чешуёй" вопреки общему настроению. Он слышал инструменты и различал характер каждого из них, и одной фразой ("задний по атаке") мог объяснить, почему вроде бы все правильно, а кайфа нет. Был мечтателем. Хотел найти музыкантов, артистов и сделать ораторию на театральной сцене. Такие люди вдохновляют.

Евгений «Жека» Подгорнов

Группа «Флейтатирепозвоночник» существовала с 1998 по 2003 год. Её фронтменом и идеологом был гитарист и вокалист Жека. Не запомнить их было невозможно: ломовой драйв и отчаянные тексты мгновенно превращали любое пространство в площадку для слэма. Острая и бескомпромиссная гитара, железобетонная ритм-секция – группа ставила на уши всё, что имело уши. Группы не стало в 2003 году. Потому, что Жека умер.

Рассказывает Дмитрий «Митрич» Миронов:
Жеку я знал очень давно, мы вместе тусили, и музыку слушали, и даже работали в одной типографии. С ним было очень легко и просто, он был человеком очень талантливым, но никогда не корчил из себя звезду. Он вообще был добрым и скромным человеком. При этом не без самоиронии, конечно. Вообще, что касается иронии и юмора – у него с этим всё было в порядке. Например, возьмёт и скажет при посторонних: «Ну что, пошли, что ли, теперь ПРОСТО покурим?»… Вообще у него была немножко такая черта – проверять окружающее на прочность… Какая-то рисковость, где-то даже авантюрность…

Жека был очень открытым человеком. И по жизни, и в творчестве. Если в чём-то сомневался, мог прийти и посоветоваться, и не обязательно с участниками «Флейты», просто с друзьями, с теми, кто внимательно относился к его музыке. Однажды принёс ко мне домой текст будущей песни, и мы вместе его правили. Так поправили, что когда его бывшая девушка эту песню услышала, то выбежала из зала, хех…

«Флейта» была в почёте у фан-клуба «Крыльев» конца 90-х - начала 00-х. Однажды из-за этого получилась даже довольно-таки бурная стычка с болельщиками «Лады». Группа поехала выступать в Тольятти, а с ней – целая толпа крыльевских фанатов. А на концерте оказались ладовские. Ну и вот…

Я не сомневаюсь в том, что Жеку и «Флейту» ждало великолепное будущее. Публика была в восторге, группа искала новые формы, развивалась, росла…