"ВЛАСТИ САМАРЫ ВЛАДЕЮТ СОКРОВИЩЕМ"

Уже во второй раз в Самару приезжал Ричард Пауэрс – преподаватель Стэнфордского университета, историк танца и владелец самой большой в мире коллекции книг, посвящённых танцам. Ричард преподает современные и исторические социальные танцы на протяжении более тридцати лет. А ещё он большой любитель старой Самары и считает, что её нужно спасать всеми силами.

Мы поговорили с Ричардом о феномене социального танца, о том, как танцуют в России и Америке и о Самаре, в которую хочется привезти жену.

ДГ: Расскажите, что за феномен такой – социальный танец? Разве возможно танцевать и расслабляться одновременно? Для большинства обывателей танец — это кропотливая работа, кровь и пот.

Ричард Пауэрс: 150 лет назад жизнь была трудна и тяжела, полна забот и обязанностей. Балы, танцевальные вечера были возможностью отдохнуть, получить удовольствие, упасть в объятия кого-то особенного. Если говорить о сегодняшней ситуации, в России сейчас большое движение, около сотни студий, почти в каждом городе, которые занимаются реконструкцией исторических социальных танцев. В Самаре их, к слову, около 11. И знаете, с чего всё начиналось? Я устраивал мастер-классы для их лидеров в Москве и заметил, что все они очень молоды, им 25-30 лет, не больше. Я подумал: «Почему так?» Ответ прост: ролевые игры. Как правило, в исторические танцы люди приходят из ролевого движения. Сначала они играют в персонажей прошлых веков, шьют костюмы, а затем приходят танцевать на балы. Их привлекает возможность сбежать из реальности в красивую сказку, романтику и приключения.

ДГ: Чтобы встретить всех этих людей, вы путешествовали по России из одного города в другой?

РП: Когда я был в России в декабре 2014, из Кирова в Самару я добирался поездом, и это была бесконечная вечеринка длительностью в 37 часов. Я ехал в купе – кровати, хорошее вино, весёлые соседи, так что я наслаждался приключением. Люблю поезда. В Кирове я катался на «тройке» — три лошади в снегу быстро скачут через лес… Я просто влюбился.

ДГ: Влияет ли на танец менталитет людей, их склад ума?

РП: На самом деле то, что я вижу здесь, очень похоже на Америку. Это воссоздание духа былого времени, романтичного времени – и такое же было в Штатах. Я человек, который начал это движение в США 40 лет назад. Никто тогда не воссоздавал балы, а я был историком танца и подумал: «Давайте сделаем бал XIX века». С оркестром, костюмами, соблюдением всех обычаев. И всем так это понравилось, что второй такой же повторили через месяц. Ещё через месяц, и опять, и снова, и теперь всё это длится уже несколько десятков лет. Танец и музыка – они универсальны, мы можем иметь какие-то разногласия в политике и повседневной жизни, но искусство танца – это что-то большее. В прошлом году в Праге у нас было мероприятие, в котором участвовало 40 американцев, 20 русских, ещё несколько датчан и французов. Они не понимали друг друга совершенно, но язык танца ясен абсолютно каждому. Одно различие – русские танцоры моложе в большинстве своём, у нас воссозданием балов прошлых столетий больше интересуются представители старшего поколения. Хотя могу заметить, что американцы танцуют так, словно хотят произвести впечатление на публику, для них это первостепенная задача. А русские танцуют для себя и партнёра, будто никого вокруг нет.

До моего первого визита в Москву 4 года назад русские танцоры делали только балы XIX века и более ранних времён барокко и ренессанса. И когда я приехал и предложил им программу танцев раннего XX века, мне сказали: «Мы такого раньше никогда не делали, но давайте попробуем». Я научил их, им понравилось. Эти танцы более джазовые, менее формальные, чем в XIX веке, и русским нравится, что они были придуманы у вас ещё до революции, это ваша культура, и вы её чувствуете.

ДГ: Вы ставили танцевальные номера для многих фильмов Голливуда. Какие впечатления остались после такого опыта?

РП: Я работал со многими актёрами. Одна черта, которая мне во всех них очень нравится, – это люди, которые хотят попробовать всё. Спортсмены, с которыми мне приходилось работать, совсем не такие – им кажется, что их тело негодно для этого, что оно уже неспособно научиться чему-то другому. Актёры – прямая им противоположность, они всегда хотят стать кем-то другим. Дэвид Кэррадайн, с ним я работал в фильме «Север и Юг» — он был готов ко всему, дружелюбен и очень внимателен. Но я был очень огорчен, когда узнал, что Патрик Суэйзи (он был опытным танцором балета и мог сделать всё, что угодно) в этом же фильме играет инвалида, который не может ходить. Лучший танцор на съёмочной площадке прикован к креслу волей режиссёра! Отвечая на вопрос, с актёрами очень легко работать, если они не знают, как делать что-то, они первые будут за то, чтобы немедленно это исправить.

ДГ: Как вышло, что вы стали обладателем самой большой коллекции книг, которые являются руководствами по танцам?

РП: Я же был первым, кто принялся изучать танцы XIX и начала XX столетия. До этого все знали только барокко и ренессанс. Я был молод и задавался вопросом: «Почему никто не обращает внимания на танцы следующих эпох?», а мне отвечали: «Это слишком легко и весело, нам такое неинтересно». Но я уже заинтересовался, сидел в книжных магазинах, пролистывал книги одну за другой, искал информацию. И нашёл в Массачусетсе море книг. Мне сказали: «О, да ты не знал, что они здесь? Забирай всё». А у меня не было денег. Я покупал по одной за 5 долларов каждую, и больше никому они не были интересны, так что я скупил большинство. Теперь книги эти стоят тысячи долларов, а мне доставались за бесценок. А потом появился E-bay, и всё стало проще. Теперь моя коллекция больше, чем у Библиотеки Конгресса США. Они хотят, чтобы я им её передал после моей смерти.

ДГ: Вы в Самаре уже не в первый раз. У вас даже была экскурсия с Андреем Артёмовым,  так что в истории вы подкованы достаточно. Что расскажете?

РП: Одна из причин, по которой мне бы хотелось, чтобы жена приехала сюда, – из-за вашей архитектуры. То, что я увидел здесь, прекрасно и грустно одновременно. Все эти дома в стиле арт-нуво (модерн), это перекрещение азиатского и европейского – они делают ваш город очень богатым. Как я понял, пиковым для строительства был 1895 год, и у купеческого города было достаточно средств на возведение такой вот красоты. Потом пришла революция,  а Самаре нравилось быть богатой, так что здесь все были против, а чехословаки помогали в антисоветском восстании. И, что восхищает меня, после революции в 1919-1921 годах здесь всё будто застыло во времени, нетронутое. Целую сотню лет живёт своей жизнью, напоминает о былых временах, теряет стеклышки и кусочки облицовки.

В США старую архитектуру никто не стремился сохранить. На месте домов в стиле арт-нуво просто возводили новые, уже в стиле арт-деко. Исключением можно считать город Ипсвич в штате Массачусетс – там старая архитектура сохранилась за счёт того, что город перестал быть портом, поток денег иссяк, и ему просто не хватило средств на перестройку.

Я не говорю Самаре, что ей нужно делать, но если бы власти осознали, каким сокровищем они владеют, они бы смогли сделать её центром притяжения для туристов всего мира, серьёзно. Понятно, что деньги найти тяжело, но если бы эти здания могли быть спасены до того, как процессы обрушения станут необратимы, то к Кубку ФИФА приезжие увидели бы волшебный город, в котором есть чудные каменные строения в стиле арт-нуво и прекрасные деревянные постройки, которые пронизаны ручным трудом. Все эти символы сердец, солнц – во всем видна глубокая традиционность. И кто спасает это? Всего-то одна волонтёрская группа («Том Сойер Фест» — прим. ДГ).

ДГ выражает благодарность Павлу Скопинцеву, соорганизатору фестиваля «Река времени», который познакомил нас с Ричардом и немало помог в преодолении языковых барьеров. Также мы передаем тёплый привет бару BridgeID, который угостил нас пасхальными куличами, согрел коктейлями «Манхэттен» и порадовал Ричарда интерьером в стиле стим-панк, который он очень любит.

Посмотреть больше фотографий с V Поволжского фестиваля исторического танца «Река времени» можно здесь.

Фото: Люба Долгова