ДАЛЕКО ЛИ ОТ САМАРЫ ДО ИНДИИ ?

В Самаре был похоронен ученый Иван Кирилов, который считал себя русским Колумбом и искал путь в Индию. В субботу в Орске ему открыли памятник, а в Самаре широкая общественность о нем мало что знает.

Андрей Макаров прилагает усилия к исследованию места захоронения Кирилова, которое имеет для Самары большое значение. 

---

В 1737 г. Пасха пришлась на 10 апреля (по Юлианскому календарю), а 16 апреля была Светлая суббота. В тот субботний день в немногочисленных храмах небольшой Самары с утра совершили праздничные литургии, а затем народ собрался в центре города, у церкви во имя Святителя Николая Чудотворца. Здесь же были построены войска. Хоронили Ивана Кирилловича Кирилова. Впервые со времени основания поселения в Самаре предавали земле тело человека, масштаб личности которого далеко превосходил ничем не приметную провинциальность маленького городка.

И.К. Кирилов (фамилия его традиционно пишется с одной «л») (1695 (по другим сведениям, 1689) – 1737) был ученым-географом, картографом и историком, одним из основоположников российской географической науки, родоначальником российской экономической географии, государственным деятелем. Жители Оренбуржья считают его отцом-основателем Оренбургского края. Происходивший из незнатной семьи, Кирилов стал типичным представителем новой, петровской России, одним из тех, кого А.С. Пушкин назвал «птенцами гнезда Петрова».

С 1727 г. Кирилов занимал должность обер-секретаря Сената, участвовал в организации экспедиций на Чукотку и на Камчатку, составил первое систематическое экономико-географическое описание России — обширный трактат «Цветущее состояние Всероссийского государства», а также «Атлас Всероссийской империи» и «Атлас Российский».

В 1734 г. Кирилов представил императрице Анне Иоанновне проект Оренбургской экспедиции — учреждения по управлению и хозяйственному освоению огромной территории Заволжья и Южного Урала, поддержанию политических и экономических отношений с соседними кочевыми народами и с государствами Средней Азии, прокладыванию сухопутного торгового пути в Индию. Возможно, строя такие планы, Кирилов видел себя русским Колумбом, тем, кто, в отличие от испанского путешественника, все-таки должен был найти путь в Индию.

Принятый правительством план Кирилова стал основой новой юго-восточной политики России. 1 мая 1734 г. императрица назначила Кирилова начальником Оренбургской экспедиции, наделив его широкими властными полномочиями военно-политического, экономического и административного характера.

Составляя проекты в отношении Средней Азии, Бадахшана и Индии, Кирилов плохо представлял себе не только эти отдаленные территории, но и более близкие заволжские земли, не отдавал себе отчета, что прежде проникновения в Центральную Азию ему придется выстраивать отношения с коренным населением Южного Урала и кочевниками степей, так что первоначальные его планы во многом оказались авантюрными.

Несправедливое обращение с башкирами вызвало их восстание, начавшееся в 1735 г., которое Кириловым и его помощником полковником А.И. Тевкелевым было жестоко подавлено. Это темная страница в деятельности ученого.

В августе 1735 г. Оренбургской экспедицией заложена крепость в устье реки Орь — современный город Орск. Позднее по проекту Кирилова было основано еще порядка 20 крепостей (в том числе Борская, Бузулукская, Тоцкая крепости) и форпостов, положивших начало созданию оборонительных линий вдоль берегов рек Самары и Яика (Урала), а также ряд заводов, началась разработка минеральных богатств края.

Первоначально штаб Оренбургской экспедиции находился в Уфе. Но в связи с продолжавшимися волнениями башкир Кирилов посчитал удобным руководить обустройством нового края из Самары, куда в конце 1736 – январе 1737 г. он и перевел свой штаб. В это время Иван Кириллович был уже болен, чувствовал себя плохо. По сообщению Петра Ивановича Рычкова, ведавшего в экспедиции бухгалтерией, а впоследствии известного ученого, Кирилов страдал «чахотной болезнью» (в XVIII в. таким названием, наверное, мог быть обозначен широкий круг внутренних заболеваний). В марте 1737 г. Кирилов пригласил в Самару для составления таможенного тарифа для азиатских товаров отца П.И. Рычкова — Ивана Рычкова.

К Пасхе Кирилов, вероятно, был уже очень слаб. Об обстоятельствах его кончины мы знаем именно из сообщения Петра Рычкова: умер Кирилов в Самаре 14 апреля 1737 г. и 16 апреля «в церкви Николая Чудотворца с надлежащею церемониею погребен». Таким образом, делами Оренбургской экспедиции Кирилов руководил неполных три года и по кончине был похоронен ни в каком другом месте, а именно в Самаре. По сведениям, собиравшимся в середине XIX в. краеведом Южного Урала Руфом Гавриловичем Игнатьевым, в день погребения все находившиеся в Самаре войска стояли у церкви в строю под командой Тевкелева; «гром пушек и ружейные залпы возвестили Самаре и всему созданному Кириловым в такое короткое время краю, что земля приняла тело усопшего раба Божьего болярина Иоанна».

Церковь Святителя Николая Чудотворца, в пределах которой похоронили Кирилова, была одной из самых старых в Самаре и, возможно, являлась приходской для переехавшего в Самару штаба Оренбургской экспедиции, о чем говорилось в статье, опубликованной в ДГ. На первом известном плане Самары, который датируется примерно 1732 г., то есть является современным описываемым событиям, Никольский храм вместе с Троицким обозначен между «дворцом» (вероятно, двор воеводы) и «артиллерийским магазином» (склад).

Теоретически Никольский храм должен присутствовать на первых известных панорамных изображениях Самары — 1636, 1703 и второй половины 1730-х гг. Причем третий рисунок был выполнен именно участником Оренбургской экспедиции — художником английского происхождения Дж. Кэстлем.

Упоминание о самарской Никольской церкви имеется и в трактате Кирилова «Цветущее состояние Всероссийского государства». Завершение составления трактата относится к 1726–1727 гг., но опубликован он был гораздо позднее на основе трех позднейших редакций. В третьей редакции, представляющей собой значительную переработку первоначального текста Кирилова и условно называемой в науке волковской, возможно, кем-либо из сотрудников Оренбургской экспедиции (после Кирилова учреждение стало называться Оренбургской комиссией) было сделано уточняющее добавление (вставка) о Самаре. В этой вставке приведены весьма подробные сведения о самарских постройках: «Церковь Николая Чюдотворца каменная, соборная и одна приходская и два монастыря, мужской и женской; канцелярия и воевоцкой дом деревянные…Ныне в том городе оренбургского командира дом и прочаго строения канцелярия, сарай, служительские казенные домы, школы немалым число построены». При этом указывалось, что Самара отныне приписана к Симбирской провинции Казанской губернии.

На основании содержания этой записи-вставки легко, как представляется, установить время ее создания. Сведения о наличии в Самаре дома начальника Оренбургской экспедиции (комиссии), а также немалого количества недавно построенных казенных домов поднимают нижнюю границу датировки текста до 1737 г., поскольку известно, что в начале этого года в Самару был переведен штаб экспедиции, а преемником Кирилова на посту начальника учреждения выдающимся российским государственным деятелем и историком Василием Никитичем Татищевым (возглавлял Оренбургскую комиссию с мая 1737 г. по май 1739 г.) для нужд комиссии со 2-й половины 1737 г. в Самаре было развернуто значительное строительство. Решив до завершения постройки Оренбурга оставить штаб комиссии в Самаре, Татищев, по сообщению Рычкова, построил в Самаре канцелярию, командирский дом, гостиный двор, магазины «и другие публичные строения». На основании же информации о наличии в Самаре двух монастырей устанавливается верхняя граница датировки вставки — 1738 г., когда был упразднен один из двух самарских монастырей — мужской Спасо-Преображенский. Причисление Самары в составе Симбирской провинции к Казанской губернии относится, вероятно, к 1737 г. То есть сведения в записи-вставке даны по состоянию на 1737–1738 гг. (к этому же времени относится рисунок Самары Кэстля).

Важно то, что в записи-вставке представлено первое документальное свидетельство о Никольской церкви как о каменной постройке. И по хронологии оно приблизительно совпадает со временем кончины в Самаре и погребения в этой церкви самого Кирилова.

Вполне возможно, что возведение Никольского храма в камне приходится уже на время строительной деятельности в Самаре в 1737–1738 гг. Татищева. Но поскольку известны описания Самары 1636, 1669 и 1722 гг., хотя, по единодушному мнению историков, и неточные, в которых отмечается наличие в городе каменных церквей, то можно предположить, что ко времени кончины Кирилова Никольский храм уже был каменным, и начальник Оренбургской экспедиции был погребен уже в каменном здании. Возможно, еще несколько раньше, в конце 1736 г., добротность, исполненность в камне Никольского храма (в отличие от рядом расположенного соборного Троицкого храма, который всегда был деревянным) определили выбор его как приходского для штаба экспедиции при перенесении штаба в Самару.

К сожалению, не сохранилось ни устного описания могилы Кирилова, ни ее рисунка, так же как и самой Никольской церкви. Причина плохой сохранности письменных источников по истории Самары XVI–XVIII вв., в том числе по истории древних самарских храмов, — гибель архивов в многочисленных пожарах. Где конкретно в Никольском храме и как был погребен Кирилов, теперь мы можем только гадать. Но, кажется, все-таки кое-что сказать об этом можно.

По сообщению краеведа Р.Г. Игнатьева, сведения о месте погребения Кирилова он получил (вероятно, в 1880-х гг.) через епископа Самарского и Ставропольского Серафима (Протопопова) (на кафедре в 1877–1891 гг.), которые непосредственно были собраны инспектором Самарской духовной семинарии священником Дмитрием Бреевым. Согласно этим сведениям, Кирилова похоронили при древней церкви Николая Чудотворца. Тогда церковь была самостоятельной, но с пристройкой к ней с южной стороны в 1744 г. соборной Казанской церкви она стала придельной. «В новом храме пол закрыл прежде открытое место могилы Кирилова, так что теперь (ко времени сбора сведений. — А. М.) место погребения его находится под храмом церкви Казанской. Что касается надгробной надписи, а также и того, были ли когда делаемы вклады по нем, церковною ли утварью, или деньгами, то не сохранилось никаких сведений. Панихид по нем не совершается».

То есть можно полагать, что в 1737 г. Кирилов был похоронен не в самой Никольской церкви, а возле нее, и если пристроенный к южной стене церкви в 1744 г. Казанский собор своим полом скрыл захоронение Кирилова, то, стало быть, могила находилась с южной стороны Никольской церкви.

В пределах Никольского храма был похоронен не один Кирилов. Так, через 4 года после него, в июле 1741 г., здесь был погребен еще один начальник Оренбургской комиссии, преемник Татищева — генерал-поручик князь Василий Алексеевич Урусов, скончавшийся в Самаре от цинги. Над его могилой была установлена чугунная позолоченная (по другим сведениям, медная, бронзовая, мраморная) плита с надписью и фамильным гербом. Урусов, так же как и Кирилов, был погребен до постройки Казанского собора. В XIX в. могила Урусова фиксировалась в трапезной части Казанского собора (то есть между колокольней и основным объемом храма). Вероятно, здесь могила оказалась в результате перестроек храмового комплекса, а возможно, специально была перенесена в Казанский храм из Никольского.

О могилах Кирилова и Урусова в 1886 г. упоминал, описывая торжества по случаю 300-летия Самары, самарский городской голова Петр Владимирович Алабин: после литургии в Казанском соборе была «отслужена вселенская панихида на могилах в этом храме и близ него существующих по древним правителям города и края: Кирилове и князе Урусове, а также по всем отошедшим в вечность строителям и правителям города и края».

Можно предположить, что вообще при Никольской церкви хоронили знатных людей. О том, что у церкви существовал погост, свидетельствовали, по сообщению Алабина, находки человеческих костей при строительстве в 1864 г. Сретенского придела Казанского собора. (То есть если Никольский придел был северным приделом Казанского собора, то Сретенский — южным приделом.)

По всему видно, что Никольский храм издавна пользовался у самарцев большим почетом. Первое упоминание о нем относится к 1634 г., что хронологически очень близко ко времени деятельности в Самаре воеводы Бориса Михайловича Салтыкова (1626 – конец 1633 г.), одной из самых колоритных фигур в перечне самарских воевод. При Салтыкове в Самаре был выполнен уникальный в своем роде литературный памятник — список «Повести о Варлааме и Иоасафе», о чем говорилось в статье, опубликованной в ДГ.

***

Среди множества вопросов, возникающих при изучении истории самарской рукописи, есть, конечно, и такой: «Случаен ли был выбор заказчика создать роскошно иллюстрированный список именно этого произведения — «Повести о Варлааме и Иоасафе»?»

Считается, что в основе «Повести…» лежат некие переработанные буддийские традиции, в частности, легенды о жизни царевича Сиддхартхи Гаутамы Шакьямуни — Будды, происхождение которого связывается с Индией. Некоторые исследователи полагают, что, наоборот, буддийские тексты испытали влияние христианской легенды. Согласно другой гипотезе, «Повесть…» возникла в Центральной Азии, в частности, в Иране, независимо от индийских сказаний. Еще одна гипотеза связывает сюжетную канву сочинения с историей распространения христианства в Нубии — северо-восточной Африке. Согласно всем версиям, действие легенды происходит в «Индии», однако в античности и Средневековье «Индиями» часто называли не только ту страну, которая расположена на полуострове Индостан, но разные страны, расположенные к востоку или юго-востоку от Европы.

Как бы то ни было в отношении происхождения «Повести…» и ее сюжета, для Руси Индия тоже всегда представлялась экзотической восточной и одновременно южной страной.

Основанная на юго-восточных рубежах Российского государства Самара и вообще самарское Заволжье в XVII – начале XVIII в. были тем краем России, откуда шел прямой путь в Центральную Азию и Индию. Еще в XVIII в. купцы, проезжавшие из России в сторону Средней Азии, последним русским пунктом на этом пути считали Самару. (Известно, что в 1468 г. вниз по Волге, мимо будущей Самары, плыл первый из русских людей, отправившийся в путешествие в Индию, — Афанасий, сын Никитин). Воротами в Центральную Азию и Индию вполне могла осознаваться Самара прибывшим сюда на воеводство из Москвы в 1626 г. Салтыковым. Ну, а 110 лет спустя Кирилов сделал Самару центром осуществления своих амбициозных планов, конечной целью которых была Индия.

***

Судя по новостным блокам в Интернете, буквально несколько дней назад, 29 августа 2015 г., в Орске в связи с отмечаемым 280-летием города открыли памятник И.К. Кирилову.

Скульптура изготавливалась по найденному орскими краеведами в ходе подготовки к созданию памятника единственному известному на сегодняшний день изображению Кирилова.

Самарцам тоже есть что исследовать в связи с памятью Кирилова, деятельностью в Самаре Салтыкова, историей самарской рукописи: при явной скудности письменных источников многократно возрастает актуальность археологических раскопок на месте, где находилась в Самаре церковь во имя Святителя Николая Чудотворца. Ведь эта церковь или то, что от нее оставалось в сильно измененном виде, просуществовало вплоть до середины XX в. Отыскание хотя бы признаков фундамента Никольского храма (как придела Казанского собора) позволило бы определить время его строительства. Тогда разрешились бы многие вопросы самарской истории первых двух веков существования города. Кроме того, могли бы быть найдены признаки старинного погоста, располагавшегося около Никольской церкви, в том числе захоронения или признаки захоронений Кирилова и Урусова, имена которых, вне всякого сомнения, достойны того, чтобы о них помнили потомки.