-
Свыше десятка пожарных машин под вой сирен съезжались в минувшую пятницу к зданию областного УВД, в котором тем временем уже вовсю шла эвакуация. Добравшись до своего транспорта, сотрудники УВД безуспешно пытались проехать через оцепление. Зеваки озадаченного гадали: что стряслось? А это просто проходили плановые учения. Пожарные отрабатывали свои действия на случай реального возгорания. Говорят, «условно горевшим» на этот раз объявлен именно тот кабинет, которому не так давно уже приходилось гореть на самом деле. «Волжская коммуна», 31.03.1999
«На встрече с прессой Александр Жарков [в 1999-м — начальник Государственной противопожарной службы Самарской области] искренне пожелал журналистам не проживать выше десятого этажа – а то при пожаре не спасут. Самарская горадминистрация никак не найдет денег на покупку 50-метрового подъемника – который год пожарные просят об этом чиновников – все без толку. В Новокуйбышевске купили, в Сызрани купили, тольяттинцы аж семь штук приобрели – Самара чего-то ждет». «Волжская коммуна» 02.02.1999
Здание ГУВД Самары было построено в 1930-е годы. Оно имело всего два выхода, и не имело пожарных выходов. Оно представляло собой два корпуса, соединённых пристройкой, расположенных по отношению друг к другу под прямым углом. В здании первоначально было четыре этажа, затем в 1970-е годы был достроен ещё один. Расположено данное здание было на улице Куйбышева, в доме № 42. wikipedia.org
В тот вечер на рабочем месте было несколько сот человек: был последний день операции «Февраль-99», люди работали в усиленном режиме, до девяти часов. "Самарская газета", 13.02.1999
«Пожар начался примерно в 17.00 в одном из закрытых на ключ кабинетов на втором этаже здания облУВД. Хозяйкой этого кабинета была женщина, которая во время рабочего дня выбросила в стоящую под столом урну два (как она посчитала пустых) флакона из-под лака для волос и дезодоранта, а непосредственно перед своим уходом из кабинета в конце рабочего дня в ту же самую урну кинула плохо затушенный «бычок» сигареты, от которого в урне сначала загорелась бумага, а затем воспламенились якобы «пустые» флаконы из-под дезодоранта и лака.Примерно в 17.30 запах гари почувствовал кто-то из милиционеров, проходящих мимо закрытого кабинета. Взломав дверь, он собственными силами попытался затушить еще небольшой пожар. Чуть позже к нему на помощь подоспели еще несколько сослуживцев. Кто-то из них попытался воспользоваться пожарным гидрантом, но воды в нем не оказалось. Заливать огонь стали водой из графинов, взятых в соседних помещениях. Когда милиционеры поняли всю безуспешность этих попыток, было уже поздно. Деревянный пол уже прогорел и, очевидно, вода, выплеснутая из графина, попала на электропроводку или силовой кабель. Произошло замыкание, и проводка вспыхнула сразу в нескольких местах. «Тольяттинское Обозрение», 22.02.1999
Некоторые очевидцы утверждают, что до начала пожара они якобы слышали звуки, похожие на два взрыва. Однако если бы это было так, их слышали бы многие свидетели, а корреспондентам «СО» таковых обнаружить не удалось. "Самарское обозрение", 15.02.1999
Огонь перекинулся на силовой кабель, а дальше попал в перекрытие между стен и стал распространяться с небывалой для обычных пожаров скоростью – это бич зданий, построенных в 30-е годы: огонь уходит в простенки (такова «архитектура») и буквально пожирает здание изнутри, в то время как потушить его практически невозможно – только если разломать стены. Вскоре за вторым заполыхал и весь третий этаж. "Самарские известия", 16.02.1999
Очень быстро огонь стал распространяться дальше, и коридоры начали заполняться дымом, в здании потух свет. Раздались крики о том, что надо уходить, но многие сотрудники, прежде, чем покинуть здание, принялись складывать в сейфы бумаги. Кроме того, слышались и голоса, призывавшие не выходить из кабинетов до прибытия пожарных. Но очень скоро дым и огонь отрезали на верхних этажах множество людей – по самой приблизительной оценке, более 100 человек.
Так началась трагедия."Самарское обозрение", 15.02.1999
— Мой кабинет находился на третьем этаже в том крыле, которое выходит на ул. Куйбышева. В конце рабочего дня, где-то около 16.00 я пошел на второй этаж в канцелярию оформлять документы и, выйдя на лестничную площадку, ощутил явный запах гари. Электричество и связь работали, никаких сигналов тревоги не поступало, поэтому особенного внимания я на этот запах не обратил, но на всякий случай вернулся в кабинет с тем, чтобы предупредить сотрудников о задымлении. Затем снова пошел в канцелярию и на обратном пути столкнулся с очень странной и тревожной ситуацией: проходя по второму этажу, обратил внимание на громкий стук в дверь, отделяющую наше крыло от главного (по ул. Пионерской). Ребята из нашего отдела ломами вскрыли эту дверь. За ней все было в непроглядном дыму. И из этого дыма вышел человек. Из одежды на нем были только туфли и обгоревшие фрагменты белья. Вся его кожа была ярко розового цвета. И ни одного волоса на теле.В этот момент стало уже совершенно очевидно, что происходит нечто очень серьезное. Тем не менее, до приказа об эвакуации, который поступил примерно через полчаса, мы оставались на рабочих местах – офицер может покинуть пост только по приказу. Дмитрий Бурмистров. В 1999-м – лейтенант ГУИН.
— Работали мы в тот день втроем. Ничего особенного не слышали, а потом почувствовали запах дыма. Пошутили еще: кто это нас подпалить решил? Запах усиливался, хотя наша дверь была очень хорошо подогнана. Одна из моих коллег встала, открыла ее, а там – уже стена дыма. Она закричала, побежала туда, и мы вдвоем ринулись было, да поняли, что просто задохнемся. Вернулись назад в кабинет, закрыли дверь, кинулись к окну. Внизу уже были люди, пожарные машины. Я до сих пор не понимаю, как мог пожар с такой скоростью разойтись по зданию, а мы в кабинете даже ничего не слышали до тех пор, пока бежать уже было поздно. Анонимный свидетель, "Волжская коммуна", 16.02.1999
— Мы сидели в кабинете. Все было тихо и спокойно. Вдруг погас свет и моментально со всех сторон повалил дым. Путь к лестнице был отрезан, она уже горела. Мы закрылись в кабинете и стали лихорадочно соображать, как спуститься с четвертого этажа. Александр Кулыгин, в 1999-м – начальник отдела по работе с личным составом, майор милиции."Самарская газета", 13.02.1999
О пожаре я узнала, когда моя сотрудница обратилась ко мне с просьбой прекратить работу и уйти из здания в связи с задымлением в архиве. Я сначала не поверила в реальность происходящего, подумала, что у сотрудницы разыгралась фантазия. Даже в коридор не посмотрела… Только спустя несколько минут я выглянула из окна на улицу и увидела, что под окнами – огромная возбужденная толпа и спецтехника, а на снегу – несколько обездвиженных тел. И даже в этот момент реальностью все это не казалось. Я словно находилась в прострации, не укладывалось в голове, что ситуация на самом деле опасна, что кругом – ужас и смерть. Только выглянув в коридор, мы с сотрудницами поняли, насколько все серьезно: там была абсолютная темнота, жуткий запах гари и, судя по всему, сплошной дым. Говорю «судя по всему», поскольку тьма на нашем этаже была абсолютно непроглядная, о наличии дыма можно было догадываться только по ощущениям. Татьяна Важенина, в 1999-м – инспектор отдела кадров ГУИН
-
10 февраля в 17 час. 52 минуты (по предварительным данным) на пульт дежурного УГПС поступило сообщение о пожаре в здании ГУВД администрации Самарской области, что на Куйбышева, 42. Здание довольно старое, поэтому автоматически пожару был присвоен второй номер сложности и к месту будущей катастрофы выехало сразу 14 машин. Оценив ситуацию, прибывшие пожарные объявили третий номер сложности, а еще через несколько минут повысили его до максимального – четвертого. Это означало сбор всего личного состава пожарного гарнизона губернии. В результате вскоре на Куйбышева 42 можно было начитать до сорока единиц пожарной техники. На тушение приезжали машины из Новокуйбышевска, Сызрани и Тольятти. "Самарские известия", 12.02.1999
Примерно в 17.55 (точное время сейчас назвать трудно) в здании отключился свет. Переносные фонари, которые нашлись у сотрудников, не могли помочь разглядеть хоть что-то в дыму, ориентироваться можно было лишь по голосам других бегущих – те, кто находил выход, звали за собой остальных. "Самарское обозрение", 15.02.1999После того, как приказ на эвакуацию был получен, мы спустились на улицу. Уже было ясно, что в ГУВД – пожар, но его размах был еще непонятен. Электричество и связь к тому моменту уже пропали. Из окон третьего этажа здания ГУВД (по ул. Пионерской) клубами валил белый дым. Мы в этот момент находились в непосредственной близости от здания и ждали распоряжений руководства. Вскоре поступил приказ спасать архив отдела кадров и помогать сотрудникам эвакуироваться. Отдел кадров находился на пятом этаже. Мы поднялись туда, открыли дверь, сложили документы в мешки и вынесли из кабинета. Среди документов находились бланки удостоверений и другие важные бумаги, которые ни в коем случае не должны были пропасть. В помещении было очень дымно, дышать было почти нечем. Но документы мы все-таки вынесли. Дмитрий Бурмистров, в 1999-м - лейтенант ГУИН
Огонь моментально охватил второй, третий и четвертый этажи здания. […] Перед людьми, не успевшими выбраться из здания, стояла дилемма: ждать помощи от пожарных, сгорая заживо, задыхаясь от ядовитого «линолеумного» дыма, или прыгать вниз. Многие выбирали второе, поскольку это давало хотя бы призрачную надежду выжить. "Самарская газета", 13.02.1999
Начальник областной противопожарной службы заявил, что пожарные сделали все от них зависящее, так как прибыли на место трагедии уже через 4 минуты, после поступления к ним сигнала тревоги. Но реальное тушение пожара началось только через 30-40 минут после прибытия первых пожарных расчетов. Начальник объясняет это обстоятельство тем фактом, что в колодцах не было нужного напора воды, и пожарным потребовалось время, чтобы найти источники воды "Тольяттинское Обозрение", 22.02.1999
Естественно, что винить в этом рядовых пожарных нельзя. Их просто не оповестили о том, что в гидрантах нет должного напора воды. И пожарники боролись с огнем, как могли, рискуя собственными жизнями, бросались за людьми в огонь. Исключительно благодаря личному мужеству пожарных расчетов из полыхающего здания удалось вывести несколько десятков человек. И это при том, что ни у кого их тех, кто выводил людей из охваченного огнем здания, не было огнеупорных защитных костюмов и специальных кислородных аппаратов. "Тольяттинское Обозрение", 22.02.1999
Группа бойцов добралась до площадки, за которой находилась дверь запасного выхода из коридора четвертого этажа – и там, сразу за дверью, то есть в коридоре(!), пожарные углядели обгоревший труп. Опознать его было уже невозможно.Одно было ясно: человек этот, вспомнив о наличии запасного выхода, рванулся к нему – а выйти не сумел. Такое могло быть, только если заветная дверь оказалась запертой.Представляю себе весь ужас момента: сгореть на пороге спасения. В каких же душевных терзаниях, не говоря о физических муках, погибал он, фактически преданный кем-то из своих… «Волжская коммуна», 26.02.1999
Очевидцы рассказывали нам, что сотрудники ФСБ – здание расположено встык, через двойной брандмауэр – растягивали свои куртки (вместо пожарных полотнищ) и даже ложились на асфальт, чтобы своими телами смягчить падение тем, кто уже не мог больше находиться в огне и дыму. А пожарные расчеты подъехали к началу трагедии вначале всего с одной машиной, на которой была лестница. Да и та доставала лишь до третьего этажа. А уж о специальных тентах и подушках даже говорить нечего – их просто не было. Ни единого. "Самарская газета", 13.02.1999
— Я знаю, что первый расчет был у здания уже минуты через 3 после вызова. Сначала был объявлен пожар по второму номеру, а уже потом объявили третий, четвертый. Когда приехала наша машина – примерно через полчаса – техники там уже было много, но стволов работало всего несколько, потому что в гидрантах не хватало напора воды. А в машинах у нас запас воды мизерный, хватает минут на 8 для одного ствола. Воды стало много, когда развернули подачу с Волги, но к тому моменту горело уже сильно.Заливать стали со всех сторон – и с улиц, и со двора, и с крыши.Наши пошли по этажам, сначала даже без противогазов, и стали выгонять людей из кабинетов. Заглядывают – они там сидят, бумаги, вещи собирают. «Что сидите?» — «Ждем когда потушат». Чуть ли не силком многих толкали. Какая-то женщина пошла было, потом поворачивает обратно. «Куда?» — «Косметичку забыла».Я считаю, в основном потому так много жертв оказалось, что люди растерялись, началась паника. А надо было ложиться на пол и ползти к лестнице – снизу всегда остается небольшой слой воздуха. Причем ведь не так давно в облУВД противопожарные учения проводили, по идее, все знали, кому куда бежать.Потом, когда дым гуще стал, наши надели противогазы, идут, смотрят – один задохнувшийся лежит, другой, третий, пятый. То ли тушить, то ли оставшихся живых искать. Большинство трупов пожарные вытащили и документы какие-то выносили тоже.А снимать людей из окон было очень трудно. На каждой машине есть штурмовые лестницы, которые с окна на окно переставляют, но ими только подготовленный человек может воспользоваться. Одной женщине подали такую лестницу на четвертый этаж, но она не смогла спуститься. А раздвижная автомобильная лестница сначала была всего одна, но там машины, деревья, маневрировать невозможно. Пока к одному окну ее подашь, из других уже прыгают.В этом здании перекрытия, стены деревянные, да еще с полостями, внутренняя вентиляция. Если огонь туда попадает – все, тушить бесполезно: можно все помещение залить, а огонь внутри стен идет и выскакивает в другом месте. Да ведь еще, когда дым пошел, все окна пооткрывали – и тут уж полыхнуло окончательно.Не знаю, по-моему большой вины пожарных в случившемся нет, мы все делали как положено. Просто оснащения нужного у нас нет и водопровод плохо работает. Работник пожарной службы, "Самарское обозрение", 15.02.1999
Даже рядовые пожарные отказываются говорить о пожаре от своего имени. Однако неофициально в один голос утверждают, что у них никогда и не было никаких спасательных средств, кроме лестниц. Брезентовые тенты в частях вообще не предусмотрены, а импортные матрацы-батуты и спецрукава российским пожарным не по карману. "Самарское обозрение", 15.02.1999
Мой кабинет находился на последнем, пятом, этаже. Когда стало ясно, что в здании – пожар, нас на этаже в этой части здания оставалось трое. Мы надели противогазы и попытались выбраться наружу. Правда потом сотрудники МЧС сказали нам, что лучше было просто намочить шарфы или платки и дышать через них – так вреда для организма было бы меньше. Нам пришлось спускаться в кромешной темноте. Когда мы добрались до второго этажа, то увидели стоящего в коридоре сильно обгоревшего мужчину, одного из сотрудников-милиционеров. Он находился, видимо, в шоковом состоянии, на просьбы покинуть здание вместе с нами не реагировал, только спросил, сильно ли обгорело у него лицо. Насколько я знаю, он погиб. Татьяна Важенина, в 1999-м – инспектор отдела кадров ГУИН
Тех, кто стоял у окон, снимали по четырем автолестницам, не оснащенным специальными рукавами, позволяющими человеку быстро и безопасно спуститься вниз. Обожженные и теряющие сознание от дыма милиционеры были вынуждены самостоятельно карабкаться по железным ступенькам. Пока таким образом спускали одного, те, кто находился в соседних окнах, впадали в отчаяние. Некоторые не выдерживали и выпрыгивали. "Самарское обозрение", 15.02.1999
Когда мы приехали, все вокруг было оцеплено, и около заслонов стояли толпы людей. Некоторые, должно быть, родственники, пытались пройти к здания, но их не пускали. У горящего здания была паника: хаотично бегали пожарные, успевшие вырваться милиционеры умоляли спасти оставшихся внутри. Вообще-то за годы работы на «скорой» каждый врач, как это ни страшно, привыкает к трагедиям, но то, что я увидела здесь, было настоящим кошмаром.К моменту нашего появления люди в горящем здании были уже отрезаны от выхода необъятной стеной огня. Им ничего не оставалось делать, как прыгать из окон в надежде на спасение. Сквозь бушующее пламя и столбы дыма отовсюду слышались отчаянные крики о помощи. Было ужасно сознавать, что тем людям помочь ни чем не можешь Врач "скорой", "Самарское обозрение", 15.02.1999
«Не прыгай! Лестница уже рядом…» , стоявшие внизу пытались остановить женщину в окне на четвертом. Но языки пламени уже лизали ее ноги – она выбрала свой путь. И разбилась. Из огненного окна на третьем выпрыгнул мужчина и тоже погиб. Кто- то пытался скинуть с пятого не то скатерть, не то штору – чтобы стоявшие внизу растянули ее и было куда прыгать. "Самарские известия", 16.02.1999
Здание полыхало уже вовсю. В оконных проемах третьего и пятого этажей стояли люди, готовые броситься вниз. Шум огня был очень силен, но даже сквозь него были слышны человеческие крики. Потом подъехали пожарные расчеты и стали снимать людей с нижних этажей. Я видел, как эвакуировали двух человек – женщину и мужчину со второго этажа, а потом – мужчину с пятого. Там все уже было в дыму и огне, мужчина на пятом этаже практически висел снаружи, держась руками за раму. Буквально через несколько минут жар стал таким, что в домах напротив (через ул. Пионерскую) полопались стекла. Несколько человек на моих глазах выбросились из окон верхних этажей здания ГУИН на улицу. Но в основном люди прыгали из окон не с внешней, а с внутренней стороны здания – во двор. Там стояло дерево, возможно, они надеялись на то, что при падении сумеют зацепиться или ухватиться за ветки. Я видел, как оттуда выносили тех, кто не мог двигаться самостоятельно. Возможно, среди них были и погибшие. Дмитрий Бурмистров. В 1999-м – лейтенант ГУИН.
Начальник горУВД – полковник Владимир Попов – отчитывает кого-то по мобильному телефону. Требует немедленно подать к дому №44 [по ул. Куйбышева]… труповозку. К этому термину мы не привыкли… Тем не менее что поделаешь?Машина прибыла вскоре же. К ней на носилках несут тело. Мокрое, полуобгоревшее. — Какая по счету жертва? – спрашиваю у двух мужчин. — Десятая.Если б так, думаю про себя. И тут же один из знакомых офицров горько добавляет: — Кабы десятая… Да, жертв, конечно, много больше. "Самарские известия", 12.02.1999
Еще даже до площади Куйбышева не доехали, вижу – дым стоит, видно, что серьезный пожар. Подъезжаю, все обставлено машинами. Собрали эти машины пожарные, воды в них нет, плескают они кое-как. Я добрался кое-как до центрального входа и прямо передо мной выносят обгоревшего уже парня. Ну я думаю все, это страшная беда. В тот момент я еще не знал о том, сколько людей там попрыгало сверху, сколько вышло в коридор и осталось в этом коридоре. Владимир Глухов, в 1999-м - начальник УВД Самарской области
Полковник Александр Суходеев. Очевидцы утверждают: полковник выскочил через центральный выход на улицу, осмотрелся, и видимо, нарисовав для себя картину сложившейся обстановки, вновь побежал в уже полыхающее здание. Находятся и такие люди, что свидетельствуют: Александр Павлович даже воспользовался противогазом, чтобы, защитившись с его помощью от дыма, руководить спасением людей. Да только вот беда: что такое хранившиеся в его и других кабинетах противогазы? Они хороши совершенно в иной обстановке. Наверняка не задохнулась бы и кассир финансового отдела Мария Рабинович, восемнадцатилетняя девушка, успевшая поработать в облУВД всего неделю, если бы… Но не могла бросить вверенные ей ценности и бежать стремглав куда глаза глядят. Люди выполняли свой долг. "Самарские Известия", 16.02.1999
Район был оцеплен милицией, у кордонов толпились многочисленные зеваки, хватало их и на крышах. Внутрь оцепления пропускали только центральную прессу, нам, местным журналистам, приходилось притворяться жителями близлежащих домов. Настоящие же жители были готовы в любой момент покинуть свои жилища – их предупредили, что огонь может перекинуться на другие дома. Кое-кто даже собирал вещи. Но огонь лизнул лишь крышу здания управления ФСБ, непосредственно примыкающего к ГУВД. Занявшуюся крышу быстро потушили. "Самарские известия", 16.02.1999
Постройка 30-х годов дала себя знать в полной мере – в десятом часу вечера, когда выгорели внутренние перегородки, здание стало рушиться – стены, этажи и крыша подминали, возможно, еще живых… "Самарские известия", 16.02.1999
Ближе к часу ночи буйство стихии пошло на убыль. Хотя здание со всех сторон продолжали поливать водой, огонь никак не унимался на этаже центрального вестибюля, через окно приемной начальника облУВД было видно, как сыплются искры от догорающего здесь деревянного шкафа. Густой дым валил через огромные оконные проемы дежурной части, и пожарные, чтобы подать туда как можно влаги, вынуждены были камнями разбивать толстенные стекла окон первого этажа. "Самарские известия", 12.02.1999
В ночной тиши огромный город вроде и не знал, что где-то произошла трагедия. Город спал. Но не спал люд, собравшийся в клубе имени Дзержинского. Здесь организовался своего рода штаб, который координировал действия по борьбе с огнем, спасению людей. Тут же шуршат перьями и первые следователи, на ходу начавшие изучать обстоятельства трагедии. Тем паче, что уголовное дело по факту возгорания было возбуждено через четыре часа после его начала. "Самарские известия", 12.02.1999
К шести часам утра в морг доставили тела шестнадцати погибших. Но с каждым часом это число увеличивалось. В это время в здании ГУВД, по степени разрушенности напоминавшее жуткую декорацию руин второй мировой, еще продолжало дымиться. Две пожарные машины поливали окна третьего этажа. В пустых «глазницах» стен виднелись спасатели, разбиравшие завалы. То и дело из машины МЧС в здание относили новые баллоны с кислородом. Из открытых канализационных люков били трехметровые фонтаны воды. Все дороги были черны от пепла. Головешки пожарища можно было найти даже на площади Революции. Самарские известия", 16.02.1999
-
В результате пожара, происшедшего 10 февраля 1999 г. в г. Самаре в здании Управления внутренних дел Самарской области, при исполнении служебных обязанностей погибли сотрудники милиции и другие граждане. Выражая скорбь по погибшим и соболезнуя их родным и близким,постановляю: 1. Объявить 17 февраля 1999 г. днем траура в Российской Федерации.
2. В день траура на всей территории страны приспустить Государственные флаги Российской Федерации.
Настоящий Указ вступает в силу со дня его подписания.
Президент Российской Федерации Б.Ельцин Москва, Кремль 16 февраля 1999 года N 193
Субботний день 13 февраля запомнится Самаре надолго – подобных похорон наш город еще не видел. Уже около семи утра на площади возле ЦСК ВВС скопилось около тысячи человек. А люди все шли, шли… К открытию доступа в поминальный зал район города между улицами Маяковского и Полевой был заполнен до отказа. По разным оценкам, в этом месте собралось от 60 до 70 тысяч человек. Точное количество и неважно – создавалось впечатление, что в это снежное утро там был весь город.
Самарское обозрение", 15.02.1999
Начало траурного митинга, назначенного на час дня, пришлось задержать на 40 минут – вероятно, потому, что организаторы не предполагали такого количества желавших отдать дань памяти погибшим. И все равно сделать это всем, кто хотел, не удалось – около 14 часов милиция перекрыла доступ на арену и начался траурный митинг. "Самарское обозрение", 15.02.1999
К сожалению, далеко не всем удалось проститься с погибшими – уже около половины двенадцатого доступ в Дворец спорта был закрыт из-за его переполненности. Люди просто отказывались выходить. Цветов было настолько много, что они устилали не только зал Дворца спорта и стоящие возле него катафалки, но и всю окрестную площадь.На траурную церемонию прощания с погибшими, состоявшуюся в Самарском Дворце спорта, пришли десятки тысяч людей – на следующий день в новостях называлась даже цифра в 100 тысяч. Были переполнены не только трибуны и фойе дворца – море людей залило прилегающую площадь. Трагедия областной милиции действительно потрясла всех. 20 гробов были установлены по периметру арены Дворца спорта, и нескончаемая вереница несколько часов проходила мимо них, чтобы проститься с жертвами страшного пожара. Около каждого гроба находились убитые горем родные и близкие погибших. Прощание с большинством погибших было в прямо смысле слова обезличенным: часть гробов была закрыта, часть прикрыта белым саваном, под которым угадывались очертания того, что осталось от человека в огне. "Самарское обозрение", 15.02.1999
Пожалуй, наиболее точно выразил общее ощущение министр [внутренних дел России] Сергей Степашин, который сказал: «Несправедливо, но понятно, когда сотрудники милиции гибнут при исполнении служебного долга. Данная смерть и несправедлива, и нелепа» […] А особенно запомнилось выступление начальника Управления по борьбе с экономическими преступлениями облУВД Алексея Левкова: он так и не закончил своей речи – полковника душили слезы. "Самарское обозрение", 15.02.1999
Особенно тяжело было во время панихиды, происходившей во Дворце Спорта. Большинство жертв обгорело настолько, что их хоронили в закрытых гробах. На родственников невозможно было смотреть. Тем более, что там погибло очень много молодежи, молодых девушек, работавших делопроизводителями. Дмитрий Бурмистров. В 1999-м - лейтенант ГУИН.
Около двух часов дня состоялось отпевание усопших. Сразу после него длиннющая траурная колонна, по некоторым оценкам, достигавшая пяти километров, отправилась на кладбище. Корреспондент «СИ», находившийся в самом конце процессии, не видел ни начала ее, ни конца.Вплоть до самого кладбища «Рубежное» по обеим сторонам дороги стояли люди. Милиционеры отдавали честь, мужчины снимали головные уборы, женщины плакали.Около половины пятого вечера состоялись похороны 20 погибших. Под звуки Гимна России и траурный салют их тела были преданы земле. Венки и цветы, возложенные на могилы, образовали грандиозный поминальный холм. Самарские известия", 16.02.1999
Да знаете, вся процедура похорон этих, вся эта напыщенность впечатляет только по телевизору. На самом деле все было организовано из рук вон плохо. С 10 до 12 часов во Дворец спорта свозились гробы с погибшими, хотя это можно было организовать за полчаса. В это время во дворце началась паника, кто-то сообщил в милицию, что здание заминировано. Нам сказали оставаться на своих местах, а народ на трибунах засуетился, и вся эта паника продолжалась больше часа. Затем объявили, что была ложная тревога. Нам запретили покидать свои места. Примерно с 12 часов стали запускать людей для прощания. По какому принципу пускали людей, не знаю. Но точно знаю, что не пропустили даже многих сослуживцев Алевтины. Траурный митинг начался с опозданием. Ждали почему-то Примакова, который так и не приехал. И уже в пятом часу вечера началось отпевание. Все это время нам не разрешали отходить от гробов даже в туалет. Столько было сказано теплых слов, что родственников не забудем и так далее. А на деле же даже машины с родственниками не пропустили близко к кладбищу, и мы несколько километров шли пешком. А когда всех похоронили, милиционеры расселись по своим машинам и, врубив мигалки, умчались. Ни один не подошел к нам и не предложил довезти. Евдокия Непогожева, сноха погибшей Алевтины Фадеевой. "Тольяттинское обозрение", 22.02.1999
Самое страшное и тяжелое было не на пожаре и не после пожара – самое страшное было на кладбище, на похоронах. Смотреть на такое количество людей, в одночасье потерявших своих родных и близких, — это было безумно, нечеловечески тяжело. Я никогда не видела столько горя. Целая аллея могил – и кругом постоянные, неумолкающие рыдания… Татьяна Важенина. В 1999 г – инспектор отдела кадров ГУФСИН
-
До сих пор общество не получило ответа на главный вопрос: как такое могло произойти? Робкие пояснения должностных лиц, решившихся на комментарии, сводились в основном к тому, что это здание было построено еще в 30-х годах. В нем были деревянные перекрытия и стены с многочисленными полостями, в которых создается тяга и которые способствуют очень быстрому распространению огня. Между тем, из рассказов тех, кому удалось спастись, можно заключить, что причина трагедии не только в этом. Люди далеко не сразу поняли всю серьезность происходящего. Многие, почувствовав запах гари, не придали этому особого значения, полагая, что если где-то загорелась проводка, то ее наверняка быстро потушат. Все продолжали заниматься делами – 10 февраля был последний день операции «Февраль-99», когда вся самарская милиция работала на усиленном режиме до 21.00. большинство сотрудников спохватилось только тогда, когда из коридоров стали доноситься крики «пожар» но и после этого далеко не все сразу бросились к выходу. Кто-то начал убирать секретную документацию и «вещдоки», собирать свои вещи. Корреспондентам «СО» удалось поговорить с несколькими милиционерами, находившимися в тот момент в здании. Никто из них не слышал, чтобы о начале эвакуации объявляли по громкой связи. В итоге люди выскочили в коридоры, когда они уже заполнились дымом. О первых необходимых мерах предосторожности, которым обучают еще в школе, никто и не вспомнил. По свидетельствам очевидцев, те, кто побежал к центральному входу, оказались заблокированными. Многие, увидев, что происходило в коридорах, закрыли двери и бросились открывать окна, чтобы позвать на помощь. Но доступ кислорода в помещение только способствовал распространению огня. Фактически, организованной эвакуации людей просто не было. Каждый спасался как мог, некоторые, когда терпеть жар и едкий дым становилось невмоготу ,выпрыгивали из окон и разбивались на глазах толпы, обступившей улицы Куйбышева и Пионерскую. Начальник УВД области генерал-майор Владимир Глухов прибыл на место трагедии, когда здание целиком охватил огонь и спасать, по сути, было уже некого. Почему генерал отсутствовал на рабочем месте в разгар «Февраля-99», неясно до сих пор. Сам он разъяснил это только в пятницу. Все телеканалы транслировали отрывок из интервью, где генерал заявил, что выполнял свои должностные обязанности вне здания. Между тем, многие, включая двух корреспондентов «СО», уверяют, что видели генерала в тот вечер на концерте Ларисы Долиной. Трудно сказать, насколько личное присутствие генерала на рабочем месте с самого начала пожара помогло бы организовать эвакуацию. Очевидно, однако, что кроме пожарных осмысленно и организованно действовали на месте трагедии только сотрудники расположенного по соседству местного управления ФСБ. Они сразу попытались прийти на помощь погибающим. Например, прапорщик Кузьмин бросился в здание искать своего знакомого, поднялся на этаж и вынес его на улицу. У подполковника Василенко в УВД работает жена. Он увидел ее в окне, поднялся по пожарной лестнице и помог спуститься ей и еще двум людям, которым от слабости самим двигаться было трудно. Майор Лукьянов тоже помог спуститься двум женщинам и мужчине. Прапорщики Токарев и Галанов сломали решетку в окне первого этажа, и из ловушки выбрались 4 человека. Всего сотрудники ФСБ помогли спасти не меньше полусотни человек. "Самарское обозрение", 15.02.1999
Цифра, вызывающая размышления: предписания Госпожнадзора по состоянию здания УВД, выданные еще 18 лет назад, выполнены были – по количеству мероприятий – на 14,6%). Среди этих мероприятий были и реконструкция всех (!) межэтажных перекрытий, и сооружение металлической пожарной лестницы снаружи здания – с пятого этажа донизу… Волжская коммуна" 16.02.1999
Итак, в здании областного УВД, построенном в 1936 году и отремонтированном несколько лет назад, не была установлена автоматическая система оповещения людей о возникновении пожара в любой точке здания. Эта система должна присутствовать во всех зданиях специального назначения, к которым, безусловно, относилось и Областное управление внутренних дел. Во-вторых, несмотря на все заверения руководства противопожарной службы губернских властей о том, что в сгоревшем здании была установлена современная противопожарная сигнализация, реагировавшая на дым, в облУВД отсутствовала автоматическая система пожаротушения.В-третьих, по некоторым данным, в облУВД реально не существовало противопожарной команды, хотя таковая и была предусмотрена на бумаге. Так, согласно общепринятым инструкциям на каждый из 5-ти этажей сгоревшего здания должны были быть назначены люди, ответственные за тушение огня до прибытия пожарных частей. Среди членов этой комиссии должны были быть распределены обязанности и зоны ответственности – кто открывает винты гидрантов, кто тянет брандспойты, кто тушит огнетушителями, а кто выводит людей.В-четвертых, как нам приходилось слышать, заранее не был предусмотрен план тушения пожара. То есть на бумаге он мог существовать, но, очевидно, с ним не были ознакомлены сотрудники областной милиции. Иначе, чем можно объяснить тот факт, что, по свидетельствам выживших в этой страшной трагедии, люди гибли просто из-за того, что не знали, как поступать в подобных ситуациях. Иными словами, с сотрудниками не проводились регулярные специальные занятия по гражданской обороне (ГО), и они не были ознакомлены с элементарными правилами безопасности. Например, согласно курсу ГО, который должны были пройти сотрудники облУВД, во время пожара человеку следует набрасывать на голову пальто (куртку, шубу и пр.) и бежать сквозь пламя к выходу, а не убегать от пламени во всевозможные тупики и закоулки, ставшие в тот момент для милиционеров смертельными ловушками. Тем более, что на дворе стоял февраль месяц, и соответственно все люди были одеты по зимнему. И напоследок, пусть далеко не самая главная, но весьма существенная деталь. Ни в одном цивилизованном государстве вокруг подобных высотных зданий спецназначения не сажают деревьев, да еще к тому же таких высоких – макушки некоторых из них доставали до 3-го этажа. Деревья у таких зданий не сажают по одной простой причине. В случае возникновения нестандартной ситуации (к примеру, пожара) высокие деревья будут мешать подъезду машин, выносу лестниц и расстиланию возле здания специальных матрацев и брезентов. "Тольяттинское Обозрение", 22.02.1999
«Во всех учреждениях, во всех производственных помещениях на каждом этаже на видном месте висит план-схема эвакуации людей при пожаре. Вспомнили ли сотрудники УВД об этих планах, когда появился дым? В облуправлении ГПС на этот счет очень сомневаются. Как и в том, что дежурная часть УВД выполнила свою первейшую обязанность при пожаре: мгновенно оповестить о нем всех, находящихся в здании, и объявить всеобщую эвакуацию. Причем обязательно указать, какими лестницами пользоваться. (Для этого должна быть всегда наготове магнитофонная запись такого объявления. Именно запись: в волнении дежурный может сказать что-то не так. Сигнал о пожаре – и запись эта ту же передается по громкой связи здания.) Почему сомневаются? Полковник Жарков свидетельствует: «Когда мы прибыли на пожар, народ висел на окнах. Значит, каждый спасался по отдельности. "Волжская коммуна", 26.02.1999После пожара в здании ГУИН в феврале 1981 года приказом начальника областного управления внутренних дел были определены многие меры профилактического характера, в числе которых и закрепление одного пожарного расчета (естественно, вместе с техникой) за объектом повышенной опасности. Ведь уже тогда всем стало ясно, как горят межэтажные перекрытия подобного рода.Пожарная машина простояла во внутреннем дворе облУВД несколько лет. Без применения. Где-то в конце восьмидесятых – начале девяностых годов, единожды выехав оттуда, обратно она не вернулась. Будь она на дежурстве 10 февраля, ее расчет вмиг бы погасил небольшое пламя. Тем более, что с тыльной стороны здания ему выполнить эту задачу было бы намного проще. "Самарские известия", 16.02.1999
Следует отметить, что на последствия пожара уже начал реагировать и преступный мир. В первые дни преступники, видимо, находились в таком же шоке. Как и остальные граждане, еще не проявляли особой активности. Но уже сегодня известны факты угроз в адрес выживших участников действительно серьезных расследований. Им попросту звонят по телефону и предупреждают, что они могут «последовать за своими товарищами».Хоть как-то разрядить ситуацию могло бы оперативное обнародование результатов расследования причин трагедии – ведь практически все самарцы уверены, что это поджог. Если виновных не найдут, а результаты расследования, по известной традиции, засекретят, это окончательно подорвет дух сотрудников и авторитет самарской милиции. Преступники могут прийти к выводу, что с милиционерами можно расправляться безнаказанно. Самарское обозрение", 15.02.1999
ГЕНЕРАЛ ГЛУХОВ: ЕСЛИ БЫ Я СГОРЕЛ, ВАМ БЫЛО БЫ ЛЕГЧЕ?
Эксклюзивное интервью «Другому городу» дал генерал Владимир Глухов, в феврале 99-го возглавлявший УВД по Самарской области.
— В тот день вечером я должен был встречаться с губернатором, Константином Алексеевичем Титовым, который прилетал из Москвы. И мы с ним должны были встретиться в аэропорту, обговорить ряд вопросов. Почему так: потому что это самое свободное время и у него, в первую очередь, и у меня. И мы обычно встречались там, либо в машине обговаривали, либо в аэропорту, а потом каждый ехал по своим делам.
Где-то в 16-00 я уехал из управления, заехал домой и поехал в аэропорт. По дороге я получаю сигнал о том, что в здании УВД пожар, мы разворачиваемся. Еще даже до площади Куйбышева не доехали, вижу – дым стоит, видно, что серьезный пожар.
Подъезжаю, все обставлено машинами. Собрали эти машины пожарные, воды в них нет, плескают они кое-как. Я добрался кое-как до центрального входа и прямо передо мной выносят обгоревшего уже парня. Ну я думаю все, это страшная беда. Не зная еще о том, сколько людей там попрыгало сверху, сколько вышло в коридор и осталось в этом коридоре. К зданию не подъехать, там, по-моему, все пожарные машины города были.
Там [полковник Александр] Жарков, кажется, тогда был начальником пожарного управления, я ему говорю, слушай, у тебя есть двигатели? До Волги 800 метров, давай несколько движков ставь туда и качаем оттуда воду. Потому что гидрант перед зданием – он практически не работал. Но когда мы начали качать оттуда воду, пламя уже разгорелось настолько, что стало ясно, что УВД тушить бесполезно – людей живых там не осталось. И если бы мы стали УВД тушить, а на соседние дома не обращать внимания – просто загорелся бы город. Вот у меня задача была: остановить огонь. Мы здание ФСБ поливали с одной стороны, здание ГУИН с другой и вокруг эти деревянные строения заливали все.
Периодически разные люди спрашивают, почему меня после пожара не посадили, почему я остался работать? Конечно, я, как руководитель, виновен в том, что случилось. Но я возглавил УВД за полгода до этого, за полгода я просто не мог ничего перестроить. А непосредственно во время пожара моя задача была уже не допустить пожар в городе. Если бы я допустил – то все. Тут бы, конечно, арестовали без вопросов. Потому что я как руководитель не смог организовать вот это все хозяйство.
Начальник УВД области генерал-майор Владимир Глухов прибыл на место трагедии, когда здание целиком охватил огонь и спасать, по сути, было уже некого. Почему генерал отсутствовал на рабочем месте в разгар «Февраля-99», неясно до сих пор. Сам он разъяснил это только в пятницу. Все телеканалы транслировали отрывок из интервью, где генерал заявил, что выполнял свои должностные обязанности вне здания. Между тем, многие, включая двух корреспондентов «СО», уверяют, что видели генерала в тот вечер на концерте Ларисы Долиной. "Самарское обозрение" 15.02.1999
— У меня билеты были у семьи. Жена, сын и, наверное, невеста его. Я их завез во дворец Спорта, оставил их там, а сам поехал в аэропорт. Вот это было, да. Но чтоб я сидел там – не было такого. Я же вам сказал уже, что ехал на встречу с Титовым. Но по пути я завез своих родственников туда. Вот и все.— Как, спустя 15 лет, вы оцениваете собственные действия во время пожара?— Самому себе оценку давать тяжело. Но если бы я не смог организовать правильное тушение, правильное отношение к пострадавшим, к родственникам погибших, организовать дальнейшую работу УВД – тогда да, можно было бы сказать, что я просто не справился бы со своими обязанностями. Но я могу уверенно сказать, что я отдал все, что было у меня внутри, все свои душевные качества, все свои нравственные и все свои профессиональные и качества организатора в этой области деятельности, поверьте мне. Тяжело было, мне и сейчас тяжело, вот я как вспомню, ужасно тяжело. Но я собрался в кулак, и делал то, что должен был делать. Потом прилетел Степашин Сергей Вадимович, министр внутренних дел, я ему рапорт положил на стол. Прошу уволить. Он сказал, что сначала все приведешь в порядок, а потом уже посмотрим: увольнять тебя или нет.
— О чем в первую очередь вы подумали, когда прибыли к горящему зданию УВД?
— Мысль единственная у меня была: погиб кто или нет? И дальше – потушить все это. Но помимо того, чтобы тушить, мне еще надо обеспечить область, чтобы в области был порядок. Об этом тоже нужно думать. А сколько там было оружия! Его надо эвакуировать. А сколько там было людей в ИВС – их надо эвакуировать. Этой работой нужно было заниматься. Я сразу дал команду, чтобы УВД города сразу подготовили под УВД области. Когда все это заработало, тогда уже начал думать что и почему. Но никогда не возникало у меня мысли, что это какая-то диверсия, как это говорили. Что были дела с АвтоВАЗом, что это как-то связано с Березовским. Чушь это все. И никакой там диверсии не было. Была элементарная халатность.
А все дела, которые при пожаре пострадали, обгорели, частично сгорели, все были восстановлены. Причем, я даже не говорю о каких-то серьезных делах – организованные преступные группировки, убийства. Даже дела по хулиганству восстановили.
Выступление генерала Глухова на траурном митинге 17.02.1999
— Когда вспоминаю тот день, сразу приходит в голову картинка, вот этот вот парень, которого при мне вынесли. Я еду к управлению, дымище, черный дым. Думаю, ну ничего себе. Я-то думал там возгорание небольшое, в любом же случае о малейшем возгорании докладывают первому лицу. А когда подъехал, здание все в дыму, а пламени еще такого нет. На видеосъемках такое вот яркое пламя, это уже горело тогда, когда всех оттуда убрали, все там зачистили, людей, оружие. Но сначала там серьезное задымление было, люди гибли вот от этого угара. И вот я подъезжаю, все здание в дыму, я сразу же туда собрался заходить, меня тут мужики схватили, говорят – куда ты? Там делать нечего, там все горит. И тут этого парня передо мной обгоревшего вынесли. Эта картинка у меня прямо в глазах стоит.— Сразу в нескольких источниках фигурирует информация, что пожар начался в кабинете номер 75. Вы видели его обитателей после пожара?— Видел. Да. Ну знаете, они… они себя некомфортно чувствовали, так скажу. Потому что они последние уходили. Они последние уходили из этого кабинета. Но… Я сейчас не буду говорить ничего, это не доказано, в общем-то. Но то, что это произошло от окурка – это 100 процентов. — Какой момент был самым тяжелым после пожара?
— Мы вручали ордена Мужества, которые посмертно получили все погибшие, и одна женщина встала и спросила: а почему вы не сгорели? Она аж прожигала меня своим взглядом нехорошим. Я спросил, а что вам легче было бы, если бы я сгорел? Конечно ее там никто не поддержал, все были на моей стороне, все родственники. Но знаете, я эту женщину просто никогда не забуду. Я лично встретился с каждым пострадавшим, с семьей каждого погибшего. Как относились? Ну понятно, что не вот тебе, значит, благодетель пришел. Ну, это понятное дело, да. Ну а что, ну сгорели, что теперь сделаешь, я же не могу их поднять. Если б это от меня как-то зависело…
— Я в Афганистане прошел все, я занимался оперативно-розыскной деятельностью. Можете себе представить, что такое оперативно-розыскная деятельность в чужом государстве? Меня несколько раз обстреливали в машине, я должен был сгореть. Я просто там не должен был живым остаться. Но остался живой. В феврале 99-го у нас эта беда, а в августе я уже повез в Чечню десантировать свою команду, в Ведено, в родовое гнездо Басаева. И тоже там прилетал на вертолете, вертолет наш чуть там не положили, обстреляли, еще немножко повисели – сгорели бы в нем. Помните генерала Романова, который подорвался под мостом? [6 октября 1995 года в Грозном, в тоннеле под железнодорожным мостом на площади Минутка, взорвался радиоуправляемый фугас. Автомобиль командующего внутренних войск генерала Романова оказался в самом центре взрыва. Романов был тяжело ранен, чудом выжил, но остался инвалидом. С тех пор находится в состоянии комы.] И я позже тоже там ехал под этим мостом. И тоже машину подбросило. Но либо нажали поздно, либо нас спасло, что на высокой скорости проскочили. Просто нашу машину подкинуло, но мы остались целыми. У меня вообще жизнь в милицейской системе была не простая, я не отсиживался в кабинете. Много чего было, но самое больное и самое серьезное для меня – это наша трагедия. 10 февраля 1999 года. 57 моих коллег, которые ушли из жизни, для меня это боль. На всю жизнь. У меня в жизни есть с чем сравнить, были тяжелые моменты. Но там я сам мог уйти, а здесь товарищи ушли. Есть разница? Есть. И я вам скажу, что лучше уж было самому умереть, чем переживать это все. 
По результатам расследования обстоятельств пожара, генерал-майору Владимиру Глухову было объявлено о неполном служебном соответствии. -
Сюжет из программы «Намедни. Наша эра» о пожаре в УВД
Фильм «Самарская западня» из цикла «Победившие смерть» канала НТВ
Прямой эфир телеканала «РИО» от 11.02.1999 (18+)
Спецрепортаж канала «РИО» от 12.02.1999 года
Разбор завалов, обнаружение фрагментов тел (18+)
-
Полный список погибших при пожаре в здании УВД:
АЛЕКСАНОВ Константин Владимирович — старший лейтенант
АНДРЕЕВА Наталья Петровна — младший сержант
АРХИПОВА Инна Александровна — бухгалтер ФЭО
АСТАФУРОВА Надежда Владимировна — машинистка секретариата
БАГАЕВ Александр Дмитриевич — сотрудник эксплуатационно-технического центра
БЕРТАСОВА Татьяна Вениаминовна – майор
БОКОЯРОВ Александр Юрьевич — подполковник
БОРОДИН Альберт Николаевич — старший лейтенант
БРЕДИХИНА Юлия Евгеньевна – сержант
БУКЛЕЕВ Валерий Анатольевич – старший лейтенант
ГОЛУБ Владимир Федорович — старший лейтенант
ГОРДЕЕВ Вадим Владимирович — капитан
ДОКУЧАЕВА Галина Азаровна — полковник
ЗАБРОДИНА Валентина Анатольевна – подполковник
ИВЛИЕВА Ирина Ивановна — подполковник
КАЛАШНИКОВА Наталья Петровна — майор
КАРЛОВА Елена Анатольевна — старший лейтенант
КАТАЕВА Ольга Федоровна — майор
КИЛЬДЮШОВ Олег Владимирович — подполковник
КОРОЛЕВ Павел Геннадьевич — майор
КУЗЬМИН Игорь Владиславович — майор
КУРЫШЕВА Ольга Владимировна — заведующая канцелярией паспортно-визовой службы
ЛИФАНОВА Софья Николаевна — старший лейтенант
ЛОМЖА Александр Михайлович — подполковник
МАКАГОНОВА Нина Петровна — капитан
МЕДВЕДЕВ Владимир Николаевич — подполковник
НЕВЕРОВА Валентина Львовна — главный редактор газеты УВД «Право»
НИКИФОРОВ Сергей Анатольевич — капитан
НИКОЛАЕВ Дмитрий Германович — майор
ПЕРЕЛЫГИН Дмитрий Анатольевич — стажер по должности эксперта экспертно-криминалистического управления
ПЕТРУНИН Владислав Эдуардович — старший лейтенант
ПОДТЯЖКИН Александр Николаевич — майор
ПОЛУШКИНА Татьяна Федоровна — подполковник
ПОСТОЛОВА Ольга Николаевна, архивист информцентра
ПРОНИНА Нина Петровна — заведующая канцелярией УБЭП
ПРОХОРОВА Людмила Александровна — эксперт Экспертно-криминалистического управления
РАБИНОВИЧ Мария Михайловна — заведующая канцелярией следственной части
РЖЕВСКИЙ Александр Константинович — полковник
САВЕНКО Зоя Федоровна — архивист информцентра
САЖИН Андрей Николаевич — капитан
СЕМЕНЯКИНА Галина Вениаминовна — майор
СИЛАНТЬЕВ Владимир Константинович — подполковник
СОБАЧКИН Валентин Борисович — майор
СУЛЕЙМАНОВА Лейла Наримановна — старший лейтенант
СУХОДЕЕВ Александр Павлович — полковник
ТИХОНОВ Сергей Владимирович — старший лейтенант
УСОВА Лидия Викторовна — майор
ФАДЕЕВА Алевтина Ивановна — полковник
ФИНОШИНА Ирина Александровна — старший лейтенант
ФРОЛОВ Игорь Владимирович — капитан милиции
ХАРИТОНОВА Елена Александровна — старший лейтенант
ХРАМОВ Анатолий Васильевич — старший лейтенант
ШАЛГИН Владимир Маркович — капитан
ШВЕЙКИНА Татьяна Михайловна — капитан
ШИПКОВА Наталья Александровна — экономист центральной бухгалтерии
ЯКОВЕНКО Валентина Александровна — уборщица в Следственном управлении
ЯРЦЕВ Михаил Борисович — капитан
Начало ПОЖАР В УВД. Самара. 10.02.1999
