КУЛЬТУРНЫЙ СЛОЙ

Журнал ДГ совместно с Институтом Города продолжает проводить аудит территории, выявляя культурный потенциал старой Самары. Нас интересует всё, что может представлять ценность: архитектура, события, истории, легенды и люди, населяющие наш замечательный город — современники или давно ушедшие, но оставившие след.

Дом, о котором сегодня пойдет речь, мог бы легко претендовать на звание визитной карточки какого-нибудь баварского городка или голландской деревни, красоваться на рождественских открытках или китайских магнитиках, послужить декорацией в экранизации одной из сказок Астрид Линдгрен или на худой конец Братьев Гримм, но судьба-злодейка распорядилась иначе.

Этот ярчайший представитель традиции каркасного домостроения, сложившейся в Старой Европе в средневековье, был построен в Самаре в конце XIX века — не повезло голубчику — родился не в то время и не в том месте. Он словно Дэвид Боуи, оказавшийся на Красной Площади в 1973-м — выделяется из толпы и выглядит, мягко скажем, странновато. Одним словом, иностранец. Дом, в свою очередь, как бы свысока поглядывает на окружение — весь этот провинциальный модерн и доморощенный классицизм соседей, красующихся на красной линии, вызывает у него лишь легкую ухмылку: “Да, и зачем использовать так много древесины при строительстве обыкновенного жилья?” Кстати, вы слышите его ярко выраженный акцент?

Как оказался этот чистокровный европеец среди кварталов старой Самары? Прежде стоит рассказать небольшую историю о его хозяине, присяжном поверенном Осипе Григорьевиче Гиршфельде, тоже не коренном обитателе нашего города. Как сообщают достоверные источники, Иосиф (Иосель) Гиршфельд родился в 1862 году в городе Ровно Волынской губернии в семье почетного потомственного гражданина и адвоката.

Иосиф пошел по стезе отца, но будучи студентом Петербургского университета увлекся революционными идеями, за что был арестован и отчислен из учебного заведения. Был выслан в Самару, где находился под негласным надзором. Затем учился в Казани, служил в Екатеринбурге, вновь был уличен в протестной деятельности — «оказывал вредное влияние» на учащуюся молодежь, за что в 1887 году подвергся аресту и повторной ссылке в Самару, в которой и прожил до самой смерти в 1913 году, занимаясь адвокатской деятельностью.

Был дружен с Владимиром Ульяновым (Лениным), который также имел адвокатскую практику, работая помощником у самарского присяжного поверенного А. Н. Хардина. Ленин, как и другие молодые революционеры часто бывал на квартире Иосифа, которую тот снимал в доме на углу Дворянской и Успенской (дом Р.Я. Прагер — Куйбышева, 28/Комсомольская, 34).

Но, видимо, устав от участия в революционном движении или разочаровавшись в нем, Иосиф Гиршфельд постепенно “завязывает” с подпольной деятельностью, сосредоточившись на работе. И результат не заставил себя ждать: дела идут в гору, появляется частная практика, авторитет, деньги и семья. В 1903 году Иосиф Гиршфельд становится владельцем нового дома на Саратовской улице (Фрунзе, 75), построенного в стиле модерн по проекту выдающегося самарского архитектора Георгия Мошкова.

Дальше история приобретает характер городской легенды — цитата из записи в блоге большого любителя и знатока самарской старины Павла Попова:

Если верить реестру ОКН Самарской области и проекту зон охраны объекта культурного наследия регионального значения «Жилой дом» (г. Самара, ул. Фрунзе, д. 75 (во дворе), выполненного Проектным институтом урбанистики, строительство фахверкового дома датируется концом XIX века, то есть раньше, чем Гиршфельд стал владельцем участка по улице Саратовской, поселился в основном доме и нанял слуг, выходцев из Германии.

Хочется надеяться, что ошиблись составители списка самарских памятников архитектуры, и эта история послужит наглядной иллюстрацией ветхозаветной истины “что посеет человек, то и пожнет”.

Еще одна цитата лучше всяких списков подчеркнет уникальность этого дома и продемонстрирует отношение к нему выдающегося архитектора Вагана Каркарьяна:

Фахверковый дом спрятался от шумной улицы во дворе по улице Фрунзе, 75а, поэтому он не часто попадает в поле зрения самарского обывателя и туриста, который так или иначе наезжает в наш славный город.

Наше внимание привлек баннер, растянутый недавно на фасаде дома. Звоним в первую попавшуюся квартиру, приятный женский голос обстоятельно, как бы с немецкой дотошностью, выясняет кто мы, зачем и откуда: «Поднимайтесь».

Заходим в подъезд — приятно пахнет старым домом и бабушкиной мебелью. Старый двустворчатый шкаф с зеркалом тут же, в подъезде, стоит доминантой в инсталляции, посвященной советской традиции заваливать общественные, т.е. ничьи пространства хозяйским барахлом. Поднимаемся по обшарпанной деревянной лестнице на второй этаж:

— Проходите на кухню, — приглашает Элеонора Александровна. — Прошу вас не снимать меня и интерьеры, — хозяйка квартиры по-европейски настаивает на приватности частной жизни и своих владений.

Элеонора Александровна живет в этом доме с рождения — ее маму удочерила бездетная семья офицера НКВД, получившего здесь квартиру после гражданской войны.

— О доме я вам расскажу не больше, чем вы уже знаете из газет или интернета. Маму я не очень слушала, да она не много рассказывала. Как вы понимаете, после революции весь дом был поделен на коммунальные квартиры, а в годы войны сюда селили людей, эвакуированных из других городов. Люди жили разные, например, на первом этаже имел жилье директор универмага “Юность” — большая величина в то время, а через стенку — простые учителя.

— В этой квартире жил участник гражданской войны и партизан Покидов Павел Григорьевич, но я его не помню — он не вернулся с Великой Отечественной. Остался только его партизанский билет, — Элеонора Александровна, достает папку с файлами, в которой вместе с документами на квартиру, хранятся вырезки из газет, распечатанные посты самарских блогеров и другие артефакты, имеющие отношение к дому. — А вот рисунок Вагана Каркарьяна. Он очень любил наш дом, — ксерокопия иллюстрации к книге Вагана Гайковича тоже хранится как реликвия.

Мои братья вырезали козла, сделали флюгер и укрепили его на крыше. Поэтому, когда экскурсоводы рассказывают про аутентичность этой детали, мы с соседями смеемся

— Расскажу вам занимательную историю про флюгер. Обратите внимание, что на рисунке Каркарьяна дом изображен без флюгера, потому что он давно сгнил и отвалился. Годах в 80-х мы решили его восстановить. Как он выглядел, никто не знал, поэтому мы решили, что на флюгере должен красоваться козел, который как известно был изображен на гербе Самарской губернии до революции. Я попросила знакомого архитектора нарисовать его на листе металла. Мои братья вырезали козла, сделали флюгер и укрепили его на крыше.

— Поэтому, когда экскурсоводы рассказывают про аутентичность этой детали, мы с соседями смеемся.

— За все время, что я здесь живу, ремонт дома делался один раз — лет 40 назад, причем новую крышу стелили мой муж, брат и его приятель, потому что рабочие отказались лезть наверх. Да, какое-то время наш дом сиял как новый. Но потом все опять пришло в упадок. Крыша давно течет, все центральные коммуникации дома находятся в критическом состоянии. На главном фасаде дома скоро образуется сквозная дырка.

Прислали работника с детским ведерком, который боялся высоты. И вот с нашей помощью и подстраховкой он все-таки забрался на лестницу, мазанул герметиком и слез.

— В вестибюле собирается огромная лужа и садится фундамент. Сколько времени и нервов было потрачено на то, чтобы убедить управляющую компанию устранить эту мелочь! Прислали работника с детским ведерком, который боялся высоты. И вот с нашей помощью и подстраховкой он все-таки забрался на лестницу, мазанул герметиком и слез. И все так же течет. Мы по мелочи ремонтируем дом, латаем дыры в крыше, но капитальный ремонт мы просто не потянем.

— Мне очень жалко мой дом, он один такой в России. Недавно соседка ходила в управляющую компанию, поймите, говорит, это же памятник архитектуры, и он разрушается. Ей в ответ — у нас весь район — это памятники архитектуры. Пишем письма и ходим по администрациям уже много лет. Летом написали сразу в четыре крупные инстанции: Губернатору, депутату Хинштейну, Министру энергетики и ЖКХ и в мэрию города. Все эти письма оказались в районной администрации, откуда нам написали, что необходим дорогостоящий проект, масса согласований, и много денег, которых нет.

— Вот и повесили баннер, от отчаяния. Думали, может кому-нибудь стыдно за это? Стали ждать реакции от властей, может придут оштрафуют. Но реакции никакой. Люди ходят, читают, а какой в этом толк?

— Мы с соседкой старые жители дома, болеем за него, бьемся, а умрем — даже не знаю, кому он будет нужен? Только помирать, конечно, не хочется, и мы мечтаем дожить до того времени, когда наш дом снова станет красавцем, украшающим собой Старую Самару.

Фото: Евгений Нектаркин, Дарья Романова