ВЫЖИВШИЙ

Самарский полковник, прошедший Афган, о том, как остался в живых

 2 774

Автор: Редакция

.

,

15 февраля в России будут в очередной раз отмечать День вывода войск из Афганистана. Известно, что за время этого вооружённого конфликта и попытки СССР внедрить социализм в полуфеодальном государстве погибло около 15 тысяч советских военнослужащих.

О своей службе в Афганистане ДГ рассказал кавалер двух орденов Красной Звезды и медали «От благодарного афганского народа», полковник Владимир Неклюдов. Сегодня он работает в энергокомпании «Т Плюс Самара» управляющим делами и в шутку называет себя «генералом уборки и корпоративного автотранспорта», а когда-то он командовал боевым вертолётом.


Не люблю прессу

— Когда я служил в Германии, мне командир поручил перекинуть с одной нашей базы на другую корреспондента. «И заодно расскажи ему о своей  работе», — говорит. Потом вызывает меня: «Вы понимаете, капитан Неклюдов, что я должен… к чёртовой матери вас за эту статью?!» Читаю, что написал этот писака: «Наш вертолёт бросали неистовые порывы урагана, комки снега вспыхивали во вспышках молний. Видимость ноль, но героический капитан…». Я звоню журналисту, говорю: «Вы понимаете, что если б я вас на самом деле в такую нелётную погоду повёз, то меня бы уже списали на землю?!» «Понимаю, — говорит, — но так материал получился интереснее!». В общем, красивых сказок, особых подробностей и фамилий от меня не ждите.

Учёба

— Поступить в Сызранское высшее лётное училище – это было полдела, хотя на одно место претендовали 12 человек. Гораздо важнее было научиться летать. Первые два года нас к штурвалу даже не подпускали. Сопромат, аэродинамика, навигация, устройство двигателя и прочая теория. Кстати, они очень полезны в воздухе оказались. Думаю, что мог погибнуть не раз, если бы не представлял свой Ми-8 до последнего болтика.

Потом мы начали учиться пилотировать. И стало ясно, кому дано летать, а кто будет штабным. Тоже полезная работа, кстати, но это не вертолётчики. Инструкторы, которые с нами занимались, все были седыми. С курсантами каждый день летать – это просто так не проходит. Если экзамен сдаёшь, даришь инструктору в благодарность за науку блок сигарет. Такой обычай. Но не все могли научиться. У нас очень интеллигентный и методичный был инструктор, но про одного курсанта написал в качестве резюме в своем блокноте: «Нагадил в душу». Уж не знаю, чем этот деятель инструктора так в небе поразил.

После выпуска мы почти все попали в один полк в Белоруссию, и там учёба продолжилась. А в 1982 году нам объявили, что перебрасывают в Афганистан. Условия такие, что год стажа идет за 3, немножко больше будут платить. Однокомнатную квартиру, а у меня в гарнизоне уже была жена, поменяли мне на двухкомнатную. Афган — значит, Афган. А погибнуть и на учениях можно было.

Смотрели кино «Девятая рота»? Там Бондарчук очень хорошо кабульский аэродром показал. Гул машин, все взлетают,  садятся, медики раненых грузят. Одну только вещь он не показал: огромные штабеля цинковых гробов, которые там стояли.

Кстати, можно было отказаться теоретически, за это не так сильно прессовали бы. Гораздо хуже считалось, если офицер не член КПСС. Все должны были вступать в партию. Жёны поплакали, мы отправились в Афган. Но сначала вновь была учёба уже в горной местности недалеко от Ташкента. Много своих хитростей существует при полёте в ущелье, например, нужно понимать достаточность ширины ущелья для разворота. Ещё нужно понимать скорость приближения к скале: если уже различаешь кусты, то пора подумать над тем, как не столкнуться с горой.

Кино и реальность

— Смотрели кино «Девятая рота»? Там Бондарчук очень хорошо кабульский аэродром показал. Гул машин, все взлетают, садятся, медики раненых грузят. Одну только вещь он не показал: огромные штабеля цинковых гробов, которые там стояли. Так мы сразу почувствовали, что попали на войну. Прибыли в место расположения, там накрыты столы с белыми скатертями, вахта прощается с нами, передаёт боевое дежурство. На стене в траурной рамочке — информация о погибших. Через год и мы столы накрывали, а в рамочке был уже экипаж из нашей эскадрильи.

Работа и зарплата

— Меня спрашивают: где служил? Я говорю, что кровать в Кабуле стояла, а сам ночевал где придется. Во всех районах был, кроме Кундуза. В Афгане опять отбор произошёл на летающих и не очень. Когда садишься в песок, то он поднимается, и видимость нулевая, чуть дернулся — и можно костей не собрать. Иного командир старается только на почту отправлять, а не в бой, чтобы и сам не погиб, и статистику эскадрильи не портил. В итоге у некоторых было за год 300 часов налёта, а у других — 900. Либо десант в горы доставляешь, либо бомбишь, либо прикрываешь с воздуха наших… За счастье был выходной. Один раз ездил в отпуск домой. Привёз жене дублёнку и сыну джинсы. Ещё за этот год заработал на магнитофон Panasonic и машину «Запорожец». Когда возвращался из Афгана, то вёз с собой кассету Розенбаума, а у меня её на таможне отобрали. «Вы чего? – говорю. — Он  у нас выступал несколько раз». А они на стену показывают, где музыка Розенбаума в списке запрещённых.

Война

— Первый орден Красной Звезды получили на третью неделю в Афгане. Аккуратненько подобрались, нашли по координатам в горах лагерь моджахедов, сбросили бомбы. Дальше по нашей метке штурмовая авиация всё заутюжила. Не знаю, что там это было, но, очевидно, что-то важное очень. Просто так ордена не давали. Бывало, что по горам и пустыням за караванами с оружием, наркотиками и контрабандой гонялись. Однажды взяли караван с лазуритом, у меня потом камешек в кармане несколько месяцев валялся, на таможню я его даже не взял. Ловили знаменитого Ахмад шах Масуда, но он ушёл, и потом нашим пригодился. Было, что американских журналистов ловили, но моджахеды сами полегли, а им отход сохранили.

В основном мы летали по наводке разведчиков. И у моджахедов были свои шпионы, которые за нами следили, и у нас тоже такие проводники были. Таких местных к нам в вертолёт привозили обычно с мешком на голове, чтобы никто лица не видел. Потом они с воздуха показывали, где духи прячутся, где бомбить.

Однажды полетели мы десант высадить, чтобы ущелье перекрыть, а там нас уже ждут. Сели мы на высоте 4 200. Ну… как сели… воздух там разреженный. Фактически упали на снег.  Мы ребят высаживаем, а по нам сверху из пулемёта. Моджахеды заранее повыше забрались. Вертолет сверху беззащитен. Ответить невозможно. А на такой высоте взлететь… Я на своём Ми-8Т в пропасть нырнул, форсаж врубил и уже  в свободном падении подхватился. Сгоряча рванул вверх, почти до 7 километров дошёл, на приборы и не смотрю. Штурман решил закурить, чтобы успокоить нервы, а спичка не горит. Ё-мое, здесь же кислорода нет, сейчас сознание потеряем! Аккуратно спустились и ушли. А бойцы задачу свою выполнили. Мы их потом забрали. Почти всех живых. Это был второй орден Красной Звезды и пробоина в фюзеляже позади моей головы в 80 сантиметрах.

Война – это не как в игровую приставку играть. Это тяжёлая утомительная работа одних людей убивать, а других — спасать.

В один день я даже 12 часов налетал в нарушение всех правил. Ребята заняли позицию, кругом их обложили моджахеды. Пока мы в небе шумим – всё тихо, только уходим на дозаправку – сразу наших атакуют. Кстати, дело было ночью, мы без огней патрулировали, чтобы самим мишенью не стать.

Афганцы действительно отличные воины были. Чуть зазевайся, и они свой шанс используют. Американцы их хорошо учили, но при этом у моджахедов и желание было воевать, и талант. Они из пулемёта не только вертолёт, но и самолёт умудрялись подбить. Был такой случай, когда лётчик чуть раньше на посадку зашёл, чуть раньше снизился, а оказалось, что духи это заранее просчитали и своего бойца на этой точке обстрела посадили с пулемётом. И цепью его приковали, чтобы позицию не покидал. Сколько они этого шанса ждали? Может, несколько месяцев.

Война – это не как в игровую приставку играть. Это тяжёлая утомительная работа одних людей убивать, а других — спасать. Но не без адреналина, конечно. Когда наша эскадрилья вернулась в Союз, то некоторые вновь просились в Афган.

Смерть

— Такая статистика была, что в Афгане бойцы гибнут в основном в начале своей службы, когда они ещё ничего не знают, и в конце, когда им уже кажется море по колено. Нужно было не расслабляться, это повышало шансы.

В Бога я тогда не верил, не молился. Но оказалось, что когда я должен был улетать, жена мне в лётную куртку молитву «Живый в помощи» засунула. Так с ней коммунист Неклюдов и провоевал. Я нашел этот клочок ткани, когда уже домой вернулся. «Помощи» в куртке нашёл и еще патрон, который положил себе  в Афгане в карман на самый крайний случай.

Нам вначале говорили, что есть порядок: мёртвых в один угол класть, а раненых – в другой. Куда там! Под обстрелом санитары всех в одну кучу быстрее забрасывают, а потом действительно бывало, что при разгрузке трупов находили живого.

Очень неприятно пахнет человеческая кровь. Накидают вперемешку раненых и мёртвых при эвакуации, потом вертолёт водой из брандспойта отмываешь, но запах всё равно остается. Нам вначале говорили, что есть порядок: мертвых в один угол класть, а раненых – в другой. Куда там! Под обстрелом санитары всех в одну кучу быстрее забрасывают, а потом действительно бывало, что при разгрузке трупов находили живого.

Был в Афгане полковник, который решил под Новый год устроить блицкриг и взять одну деревню, но не угадал. В итоге на обратной дороге я один за штурвалом был, а мой бортмеханик и штурман в кабине так и не появились: вместе с санитаром кого жгутом перевязывали, кому систему ставили, кого просто по частям собирали. А этот полковник потом стал известным генералом и политиком.

Володя Израилит три раза в Афган просился, рапорт подавал. Ему отказывают и говорят: «Нельзя вам в Афганистан с такой неблагонадежной фамилией!». Он говорит: «Я украинец. Хочу выполнить интернациональный долг советского офицера». В итоге упросил начальство. А за пару недель до отправки домой их экипаж подбили. Отличные были лётчики, но так получилось. Кто сейчас живой из наших остался, те каждый год поминают этих ребят в день, когда их борт подбили.

Однажды мы под своих попали. То ли они раньше бомбить начали, то ли мы чуть задержались. Я видел, как самолёт бомбу сбросил, а уйти уже не мог. Лобовое стекло прямо прогнулось у меня на глазах от ударной волны, вертолёт весь осколками посекло. Вернулись мы на аэродром — лётчики бегут извиняться: «Простите, мужики!»

Ну и другие ошибки были. Одно племя решило на сторону официального правительства перейти, стать лояльным СССР и устроило праздник. Скачут, из ружей палят… А наш один лётчик не знал об этом. Летит, видит, что много людей на лошадях несутся и стреляют, и шарахнул по ним ракетой на всякий случай. Так и кончилась дружба с этим племенем.

Кабул знаю досконально

— Если у нас был редкий свободный день, то можно было поиграть в футбол. А можно было попариться в бане. Мы их сами строили из снарядных ящиков. В ящик засыпаете грунт, и строительный блок для стены бани готов. Крышу всегда делал лёгкую, чтобы при землетрясении ею не завалило. Артисты к нам приезжали: Кобзон, Розенбаум, Зыкина, Эдита Пьеха… Хоккеисты даже бывали.

Наша часть стояла на окраине Кабула, я этот город знаю досконально. Нарисовать вам могу и сейчас. Но только с воздуха. Нас в Кабул не пускали и с местными общаться не разрешали. Один раз свозили в какой-то центр советско-афганской дружбы, а другой раз к нам делегацию детей привезли. В общем, нас берегли от афганцев, и правильно делали. Не было с их стороны никакой дружбы к нам.

Мы не только должны были хорошо воевать в Афгане, но и идеологически расти, поэтому в нашем гарнизоне была специальная Ленинская комната, где мы – боевые офицеры — должны были конспектировать для лучшего понимания труды Ленина. Вот туда однажды и залетела ракета. Все погибли, кто там был.

Ещё я в свободное время постоянно писал письма жене. У меня сохранился чемодан, где лежит 480 писем, которые мы прислали друг другу за этот год. «Дорогая Люда, когда в новостях показывают аэропорт Кабула, знай, что наша часть практически примыкает к нему».

Однажды начальство нашло наши фляги с брагой и перед шеренгой расстреляло их из автомата. Мы до этого месяц чай без сахара пили — и такой печальный финал!

К сожалению, фронтовых 100 грамм нам не давали, а выпить для снятия стресса очень хотелось. Водки взять нам было неоткуда, надо было гнать самогон. Но где взять сахар? Мы написали петицию, что требуем от столовой давать нам сахар для чая отдельно. Мол, кто-то любит без сахара пить, кто-то меньше сахара в чай кладет, у всех свой вкус и т. д. Весь собранный сахар сдавался под отчёт и записывался в специальную тетрадку. Такое-то число, принято от Неклюдова 3 кусочка.  Однажды начальство нашло наши фляги с брагой и перед шеренгой расстреляло их из автомата. Мы до этого месяц чай без сахара пили — и такой печальный финал! Но, как правило, нам удавалось сделать самогон.

Привезли нам однажды спеца из какого-то московского института с лекцией о вреде пьянства. Мол, нервы всё равно водка не успокоит, мы вам лучше витаминчики специальные дадим, разработанные передовой советской наукой. Попал этот московский спец в руки наших техников и пропал у них на несколько дней. Но я вам скажу, что под конец этого года водка уже не брала. Пьёшь и не чувствуешь, я даже спать не мог последние недели.

Советско-афганская дружба

— За месяц до отъезда чего-то я разболелся. Температура, озноб, всего ломает… Врачи меня и от горла лечат, и на гланды грешат, а мне всё хуже. Едва воюю. Совсем плохо стало, пришел к врачу, говорю: «Делай что хочешь, не могу летать». А у него другой врач сидел, пьянствовал. «Ложись!» – говорит. Живот мне пощупал и как начал орать на нашего эскулапа! А за пару недель до того мы пошли погулять  по Баграму, и там на улице мальчишки (по-афгански мальчишки будет «бача» ) угостили нас виноградом. И мы, дураки, взяли. Помыли, съели, а оказалось, что виноград был специально обработан и заражён брюшным тифом. Брюшной тиф так называется, потому что бактерии выедают у вас стенки кишок. Малейшее напряжение, и всё лопается!

Меня сразу положили. Говорят: «Напряжёшься – умрешь!». Представь, что ты в гипсе на две недели. Рядом со мной с брюшным тифом лежал в госпитале наш начальник клуба. Он ночью замерз, одеяло руками подтянул — и всё. А жене мне писать всё равно надо. Иначе испугается, что писем нет. И вот я лёжа, аккуратненько… А она пишет: «Чего у тебя, Володя, почерк изменился?»

На 35 килограммов я похудел от тифа, штаны потом парашютной стропой подвязывал. К счастью, это единственный раз был такой случай, когда мне в Афганистане пригодился парашют.

В это время как раз экипаж Белицкого Леонида сбили. Три цинковых гроба в Белоруссию привезли. А кого привезли? Не было же сотовых, чтобы сообщить. Все наши жёны волнуются. Не моего ли? Моя жена спрашивает у командира полка: «Это не моего привезли?» А командир на нервах говорит: «Это не твоего привезли, у твоего ещё хуже». И Люда по стенке сползает. Чего ж ещё хуже цинкового гроба?

На 35 килограммов я похудел от тифа, штаны потом парашютной стропой подвязывал. К счастью, это единственный раз был такой случай, когда мне в Афганистане пригодился парашют.

Мы завершили свою вахту в 1983 году, и уже тогда всем было понятно, что эту войну нам не выиграть. Не ждали нас там. Когда в 1989-м наши войска вышли из Афгана, то ведь не только душманы вздохнули с облегчением, но и у наших жён с матерями стало легче на сердце. Про Горбачёва можно говорить разное, но за то, что он завершил эту ненужную войну, ему огромное спасибо.

Записал Владимир Громов

Фото из архива Владимира Неклюдова публикуются впервые